Март-2005.

Маршрут: Оленегорск – Ловозеро – оз. Светлое – р. Вавнйок – перевал через горы в Сейдозеро (параллельно – радиалка по верхам) – долина р. Чивруай – р. Эльморайок (параллельно радиалка на Северный Тавайок трехдневная) – перевал Эльморайок – рудник – Оленегорск.

Руководитель:

в целом – НВ (Нина Валерьевна Гущина), учитель литературы Аничкова лицея; заместитель по школьной группе – Павел Михайлович Анухин, выпускник Аничкова Лицея (2000), студент (магистрант) физфака СПбГУ, учитель физики Аничкова лицея.

Участники:

Взрослые:

Катерина Борисовна (Екатерина Борисовна Ягунова), выпускница физмат школы 239 (1987), матмеха СПбГУ (1992), биофака СПбГУ (2002), преподаватель математики СПбГДТЮ;

Шура Клочков – выпускник физматшколы 239 (1977) и ЛЭТИ, старший научный сотрудник ФТИ им. Иоффе РАН; Центр речевых технологий, инженер-разработчик;

Андрей Соколов – выпускник ФТШ 566 (1989), Политеха, сотрудник ФТИ им. Иоффе РАН и СПб филиала МСЦ РАН.

Студенты:

Саша Нестеренко – выпускник Классической гимназии 610 (2001), студент биофака СПбГУ;

Леша Костин – выпускник Аничкова лицея (2001), студент СПбГУ экономики и финансов (Финэк);

Леша Панин – выпускник ФМЛ 239 (2000), студент (магистрант) физфака СПбГУ;

Настя Коваль – выпускница Классической гимназии 610 (2001), студентка филфака СПбГУ (матлингвистика);

Эдик Шагал – выпускник Аничкова лицея (2000), студент ИМОП СПбГПУ, дизайн.

Рома Хоронжук – выпускник ФМЛ 239 (2000), студент (магистрант) физфака СПбГУ;

Коля Быков – выпускник Аничкова лицея (2000), студент (магистрант) физфака СПбГУ, учитель физики в СПбРПЛ (реставрационный лицей).

Школьники (ученики Аничкова лицея):

Аня Алексеева (11б), Вика Анисимова (10б), Нюшка (Аня Гущина) (9), Белка (Кира Быстрова) (11б), Сережа Семенов (11б), Саша Жовталюк (10б), Саша Шавкунов (10б), Лева Воеводский (10б).

Сроки: 18.03.05. – 26.03.05.

18.03.

Едем. Уже 2 часа дня. Наше сложное путешествие началось в полный рост, но главные сложности еще не дали о себе знать, только намекают. Дело в том, что у нас в одно мероприятие объединены минимум три, но может и четыре похода. Школьная группа делает вид, что едет на лагерь. У студентов есть план сделать две радиалки, причем возможна смена состава (отсутствие Саши Чинякова огорчает всех – но особенно радиальщиков). Шурка с Андреем тоже собираются сперва идти с нами, а потом уйти в радиалку и взять с собой кого-нибудь одного, пока неизвестно кого. Поэтому паковать продукты и вещи надо с учетом уходящих, причем важен не только сам факт ухода, но и время… Я уже отчаялась что-нибудь понять в этом и организовать. А народ бодро трудится. Вагон на этот раз реагирует на нас спокойно – никто не возмущается, хотя мы живем как у себя дома: шляемся взад и вперед, перепаковываем вещи. Девчонки пакуют перекусы. Саша Н. с Лешей К. занимаются примерно тем же. Эдик чинит лыжи.

А за окном – снег и солнце! И мороз. Красота!

Вчера при посадке в поезд одна из проводниц высказала претензии, а вторая сама разрулила все проблемы (которые и заключались-то только в том, что документы не были сложены по порядку перед посадкой). Я молча выслушала первую и поблагодарила вторую. Вот бы все проблемы и дальше так решались.

Что еще происходит? Да вроде бы ничего. Рюкзак у меня тяжеловат, ну да ладно. Про погоду ходят разные слухи: от -29 до -7. Хорошо бы середина.

А еще мои мечты о голодном жестком походе не сбываются. Ну, жестком ладно, с детьми жестко – это все равно для нас прогулка, а для нас жестко – детям смерть. Но вот с едой! Во-первых, взято на 22 человека, а пошло 20; во-вторых, Клочков взял еду на свою радиалку дополнительно… Ну, жрать - так жрать. Ничего не поделаешь.

Родился новый эпос – о страшном чудовище по имени Горабарахла. Это жуткое существо, оно подобно гидре. Одну голову еще можно запихнуть внутрь, но на ее месте очень скоро появляются новые, в большем количестве. А особо сложно бороться с ней потому, что богатырь связан с ней сложными отношениями: он ее ненавидит и пытается уничтожить, но одновременно не может без нее жить. Полная победа над ней приводит и к гибели богатыря. Есть, конечно, способ освободиться от своей Горабарахлы, не погибнув самому: спихнуть ее другим и пользоваться от них по мере надобности.

Судя по состоянию вагона, над своей Горабарахлой мы временную победу одержали. Скоро снимать лыжи с третьей полки и выходить. В Оленегорске нас должен ждать автобус.

НВ

19.03.

Ну что ж, мой дорогой читатель, выпала мне честь начать студенческий дневник.

Стоим мы на лагере, народ разводит какую-то бурно-финальную деятельность, ну а я тут устроился на пенечке и знай себе пишу.

Для начала, составим план, мой любезный читатель. Более для меня, для четкости повествования.

Поезд – автобус – школа – худсовет – 6 утра – буран – легко – вверх – ах, обед еще был, на лагерь в 3 часа, 8 часов сейчас.

Ну что ж, о чем успею, о том напишу.

В поезде ничего интересного не было, поезд как поезд, обжиралово – как обжиралово.

А вот автобус оказался занимательным. ПАЗик, знаете ли, и 26 человек с лыжами и барахлом. А ведь водителю обещали только 18! Ну ничего, поиграли в контакт, замечательно доехали.

Да, кстати, в поезде появился эпический герой ГОРАБАРАХЛА. Описывать не буду, думаю, другие постараются.

Заночевали мы в школе, как водится, устроили мы там худсовет и показали всем присутствующим мюзикл «Красная шапочка». Впечатления – от других участников.

Ну, и последнее, и одно из главных. Наш путь описывать, думаю, особого смысла не имеет, а вот высказать некоторые соображения хочу.

Следующий текст я бы предложил модератору/редактору (т.е. НВ) поместить в некое подобие Friends only (НВ, будете редактировать – объясню).

Так вот. Случился у нас некоторый беспорядок и непонимание. Причины тому… подлежат обсуждению, но позже.

Леша Костин.

ХХХ

Первые 30 мин. От Ловозера (я ввязался в первые ряды, ведомые Сашей Нестеренко) произвели на меня особое действие: было действительно тяжело. Плечи начало ломить, со стороны мой ход выглядел, вероятно, несколько судорожно. На первой же остановке, подумав и послушав, что собираются делать с другими «разваливающимися», я затянул накрепко поясник, снял пуховик. На обеденном привале модифицировал крепление манюни – она перестала биться в ноги.

По честному, сложных мест сегодня не было. На лагерное место пришли (забрались) очень рано (до трех часов). Система раздельной организации шатров (студенческого и школьного) привела к какому-то разброду. Вечером Аня Алексеева, со свойственной ей немой способностью убеждать, сказала, что все просто очень устали (переход игрушечный, но ведь первый), не координируют действия и просто плохо соображают (цитирую в свойственной мне манере, как я понял смысл ее слов).

За весь балаган, естественно, получили нагоняй от Нины Валерьевны. Меньше, чем должно было бы, если б НВ всем сердцем восприняла все творившееся. У меня, когда я пришел в шатер (печка еще не топилась, и все, кроме Паши, занимались распинанием тех, кто должен был ее растопить), глаза мои просто вылезали, и не только от дыма. Первое впечатление – эти люди только что родились.

НВ цитировала:

- Кто принимал у этих людей контрольный выезд и как?

- Дворцовские туристы. А как? Группа разделилась: кто-то умеет колоть, кто-то пилить, кто-то готовить…

- А что, те люди, которые умеют это делать, с нами не поехали?

Важный общий комментарий о походе. Вопреки замыслам Нины Валерьевны, поход получился очень сытным. «Захомячить» перекус, вероятно, не удастся до конца похода. Еды – завались. Не так это и плохо.

Сережа Семенов.

ХХХ

Ну вот, наконец-то. Дежурю у печки, которая горит из рук вон, и поэтому шатер весь мокрый внутри. И 9 человек не могут в нем поместиться. А я – десятая. Ну да ладно.

Вчера выскочили из поезда в объятия шофера. Кругом тьма, зима, наша упакованная Горабарахла… Я нервно пересчитываю людей, бегая кругами, и кричу: «Где-то должен быть наш шофер!». Спокойный голос из тьмы: «А я здесь».

Упаковали все в автобус довольно быстро – и наше, и Гвоздевское. Шофер был слегка удивлен: «А говорили – 18 человек…» (нас 26, при этом рюкзаки, лыжи, коробки, сноуборды…), но не спорил, взял 3000. Всю дорогу играли в контакт.

Ночевать решили-таки в школе: поздно уже, снегопад. Встретили нас умеренно-приветливо (поминая все время эпидемию гриппа и санэпидстанцию): выделили актовый зал, сортир, а чуть позже вскипятили нам воды. Поездная еда (море!) опять пошла в ход. Все метут лапшу Доширак и не думают о последствиях! Перед сном (спали на сцене и на полу зала, застелив пенками и спальниками) поставили спектакль про Красную Шапочку. Этакий мюзикл. В роли Красной Шапочки – Катерина Борисовна, Волк – Коленька. Особо хорош был Андрей в роли бабушки: в больших черных очках, лихо изображал под бодрую музыку вязанье чего-то. Выспались неплохо, утром нам опять дали чаю.

Из Ловозера вышли (встав в 6) в 8 утра… Проходя мимо редакции «Ловозерской Правды», мы с Сашей Н. завели философскую беседу о странном использовании этого слова в советские времена (у каждого места – своя правда; значит, правда – понятие географическое?)

Погода приятная: в меру прохладно, порою солнце, правда, к вечеру стало пасмурно и опять снежно.

Шли до 10 часов, дошли почти до Сергевани – и 2,5 часа завтракали! Конечно, попрыгали, порезвились, поварили кофе, поплясали канкан на лыжах – но как можно варить кашу при таком количестве дров столько времени!... Уже тут я начала заводиться.

После завтрака группа разделилась по замыслу на две части, а по факту – на три: орлы и герои чешут впереди, ответственные и не втянувшиеся – сзади, а посередине – те, кто отстал от первых, но не может дождаться последних. И тут выяснилось, что среди нас есть приверженцы противоположных точек зрения на такой способ передвижения в зимнем походе. Мои сторонники оказались в первых рядах. А противники рядом. И уж они мне проели плешь за те часы, что мы добирались до места! Ну, по крайней мере, теперь есть шанс экономить на парикмахере. В общем, большинством голосов арьергард в разумности мне отказал. А я отказалась спорить. Тем более, что в конце озера мы обнаружили Настю, конвоирующую Леву и Сашу Ж. Они ждали нас, потому что лыжню замело и было непонятно, куда идти. Торжество моих оппонентов было столь велико, что им почти удалось убедить меня в непринадлежности нашей группе той лыжни, которую мы в конце концов обнаружили: дескать, она не туда идет. Но самое обидное было, когда авангард (по поведению – предполагаемые союзники) по приходе на лагерь тоже наехал – и тоже на меня! Тут уж я не стерпела и обругала неповинного Сашу Н.

В завершение дня лагерь ставили тупо и лениво – ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ ЧАСА! Мы пришли сюда в 4, сейчас 10 вечера. Я вторая дежурная у печки… Конечно, жуткий бардак. Видимо, надо как-то сильнее делиться со студентами (в смысле – большее расстояние от шатра до шатра). Как-то я сегодня неумеренно зла…

Хотя при постановке лагеря было и весело. Шура с Андреем комментировали происходящее. Саша Н., уча Нюшку колоть дрова:

- Есть несколько подходов к колке больших поленьев… (посмотрел на нее)… но тебе они все не понадобятся.

Поначалу были большие проблемы с дровами: дескать, дров тут нет. Притащили гнилушку. Потом Настя и Леша П. нашли нормальные дрова. (Нормальные – по качеству древесины; с виду их нормальными может счесть только человек с больной психикой; никогда не видело, чтобы живое дерево так удачно и многократно имитировало фановую трубу и другие сантехнические детали; пилить еще так-сяк, а вот транспортировать и колоть!...). Но, похоже, они все ушли в тот шатер: там жарища, печка докрасна раскалена. А нам досталась дрянь шашлычная: полный шатер дыма, полная печка углей, у печки – тепло. Но шатер мокрый даже над ней.

А вечером пили в шатрах чай с лимоном…

И сушить-то мне нечего, и шить нечего. Что ж попробую справиться с печкой. Через магию.

Да, с очевидностью. Эти дрова для этой печки не просто не годятся – они ей противопоказаны! И ведь что обидно: горят с шумом, треском, порой даже с гудением. А толку?

В свете этой сырой и не очень комфортной ночевки тревожит меня завтрашний день. Заложились мы пройти примерно как в прошлом году, через хребет. Но у Киры (в данном случае именно так, потому что безобразие!) необъезженные бахилы (да и ботинки), идти неудобно, ноги стираются. У Левы сходные проблемы – с креплениями. У всех проблемы с чувством долга и героизмом (нет, у девчонок и Сережи с этим, похоже, все в порядке – а кто же тогда эти все?).

Саша Н., Леша К., Настя и Эдик завтра уходят в первую двухдневную радиалку. Видимо, нас поведут Клочков и Андрей. А может, плюнуть – и повести самой? Только рюкзак тяжеловат для этой цели.

НВ

ХХХ

Все еще 19 число…

Сижу у печки 23.00 – 00.00.

Сегодня было очень здорово!!! Ночевали в школе (уже хорошо), потом собирались-собирались и пошли. Вышли из поселка. Я смотрю и думаю: странно, мы же приехали с гор покататься (в том числе), а здесь до самого горизонта все ровно. Потом выяснилось, что гор просто было не видно, а так они есть и очень красивые!

Мы шли некоторое количество времени. Я привыкала к тому, что лыжи едут вперед, а не назад-направо-налево. Потом мы остановились и позавтракали, долго и со вкусом. Потом еще шли-шли-шли. Я горда собой: я шла всегда в первой группе!

Потом мы прошли, наверное, очень красивое, но совершенно замерзшее озеро. И, кстати, довольно большое. Мне очень понравилось: меня несло ветром, а особенно если руки расставить.

Когда мы, первая группа, пришли на место лагеря, была половина третьего. Мы вытаптывали место для шатров, таскали лапник. Я копала яму для костра, она ГЛУБОКАЯ, потом мне помог Лева, она стала еще и широкой. Потом я таскала дрова, расширяла яму, Белка готовила еду, мы ее раздавали. К моменту начала еды (моей), я подумала, что ОЧЕНЬ УСТАЛА, но после еды открылось второе дыхание. И я пошла пытаться рубить дрова (не колоть, а именно рубить, длинные на короткие), потом пыталась под руководством Нестера и Клуба Добрых Советов (Мама, Катерина Борисовна, Андрей, Шура и еще иногда Леши) колоть.

Потом выяснилось, что печка в нашем шатре не горит, а Саша Ш. последние 40 минут режет лучинки ножом…

Когда Паша разжег печку, она стала ОЧЕНЬ ДЫМИТЬ, но потом перестала.

САМОЕ УЖАСНОЕ (наверное), что с момента прихода на место до момента розжига печки прошло 4,5 часа. По крайней мере, это всем не нравится.

А вчера (в школе) мы смотрели прекрасный спектакль «Новая Красная Шапочка» или просто «Красная Шапочка». Супер!

Мне все очень нравится!!! Кроме того, что печка сейчас погаснет! Не погасла. Зато я углем измазалась.

Я поняла, точнее, вспомнила, что очень люблю ездить в поездах дальнего следования. Это очень здорово.

КОШМАР! Завтра вставать в 5 (или в 6?) утра! Но у печки так здорово сидеть. Тепло, хорошо.

Ручка отказывается писать. Значит, надо идти спать. (Стихи).

Удивительно, но спать не хочется вообще!

Нюшка.

ХХХ

Впечатления от дня, в общем и целом, очень хорошие. Горы, хоть они и маленькие, лично меня впечатляют. Озеро, наверное, летом очень красивое, сейчас запомнилось мне только сильным ветром в спину (что не могло не радовать). Вообще, я заметила, что в условиях холода, под конец мокрых ботинок, слегка болящих ног и не слегка болящей головы вместе с постоянно слезящимися глазами вследствие задымления в шалаше начинаешь радоваться мелочам. Например, каждому закрытию незакрывающейся печки.

Мне действительно все нравится! (Только вот ручка плохо пишет).

Вика.

ХХХ

Единственное, о чем получается думать, - печка. Вообще, у меня создалось впечатление, что когда человек очень устал, у него в голове помещается только одна какая-нибудь мысль. Например, сегодня на подъеме у меня в голове стучало: надо догнать Эдика. Причем стучало без перерыва. Потом эта мысль сменилась новой: зачем догонять Эдика? Он же на два метра вперед ушел. Теперь эта идея, вытеснив целиком предыдущую, раз десять повторялась в голове. Потом начался крутой подъем, Эдик ушел совсем вперед. А мне теперь надо было поставить лыжи так, чтобы они не проскальзывали, так что вообще было не до мыслей.

Аня.

ХХХ

На первом переходе я придумал название для всего нашего мероприятия – 6 дней ада/рая каждый выбирает для себя. Просто первое испытание едва не победило меня. Мы шли по белой пустыне прямо на горы. Шли и шли. Делали повороты, закладывали виражи. Оказалось, что мои лыжные крепления имеют тенденцию расстегиваться в самый неподходящий момент. Очень часто. Вся группа растянулась метров на двести – триста. Но все кончается.

После завтрака мы поднимались уже к самим горам. А еще нелегко было пройти по озеру, где нет следов, но есть ветер.

А в остальном – 6 дней рая.

Лев Воеводский.

P.S. Саша Ж. Сегодня дежурит у костра, следовательно не будет у печки, следовательно не пишет.

P.P.S. Горы в деревьях – небритые горы. (спонсор показа…)

ХХХ

…Интересный момент с фановой трубой (печной): с первого взгляда, с ней все вроде было нормально. Первое колено стоит вертикально, второе под некоторым – 45 градусов – углом к нему… Но после внимательного рассмотрения понимаешь, что чего-то явно не хватает, как в том сегодняшнем срубе при выходе из Ловозера: вроде бы все на месте и была бы баня, но в 7 и 14 венце с одной стороны не хватает бревна и тепло куда-то уходит… Наверное, как раз через сочленение и выходит, что в бане, что в трубе…

А я-то думал, что час – это много… 15 минут ушло на снятие верхнего колена, охлаждение его в первом попавшемся снегу, постановку обратно и расписывание ручки, надо сказать, уже изрядно попорченной с одного конца. Вот оставшиеся 45 минут – это точно много… Слава Аллаху, что еще иногда хочется в спасительный сортир… и можно пытаться снова расписывать ручку, чтобы закончить мысль и приступить к сушке бахил.

ХХХ

День, когда съели первый перекус.

Сейчас сижу. Сейчас все не так, как тогда, когда ноги будто рельсы. Или это только у меня как рельсы. А еще у меня ноги как шарлотка, потому что снизу они надуваются и покрываются хрустящей корочкой. Не знаю про яблоки. Еще не знала про сухое мясо. Оно растворимое. Хотя это наивная иллюзия, потому что оно там, где обязательно осадки макарон. М-да, что-то сравнения вкусные. Может, оттого, что утро. Да, сейчас новое, холодное утро. Утро, когда я знаю, что мне грозит. Мне грозят рельсы.

Я неудачница, потому что сейчас пахнет. Я здесь уже сижу, поэтому мне нужно было утвердиться в том, что не попусту. Это не сложно: открыть затвор, положить полено, закрыть затвор. Открываю. Понятно, что необходимости в свежем бревне нет. Но есть место. Поэтому оно туда вошло, даже больше: оно вошло так, что хвостик теперь снаружи. Всем вонюче, я знаю. Так ничего путного не приснится. А путное хорошо бы, потому что у меня рельсы-самодуры. А может, я из тех, кто просто спортивно неразвитое животное. Знаю только, что у меня есть поддержка. Но это как что-то необходимое, обязательное и тягостное. Мне хочется идти в хвосте хвоста, так, чтобы из-за меня никто не замедлял свой темп. Иначе моя прогулка отягощена ответственностью. А это сложно. Черт! Если бы не я, сложно бы не было. Мне даже не сформулировать, почему я иду, хожу, иду, иду.

Потому что пока что я не могу сказать, что я не могу ходить. Так, наверное.

Еще люди любят и советуют. Что, куда и сколько. Есть среди них те, чьи советы воспринимаются как что-то в подарочной упаковке. Что-то маленькое, приятное и необходимое. Это НВ. Наверное, иногда Вкусный. Есть те, чьи советы воспринимаются, как нечто, посланное свыше в знак презрения! Это неприятно. Это Костин и Сережины язвительные замашки. Есть те, что советуют громко, утвердительно и знающе на тебя глядят. Это Катерина Борисовна и Вкусный по большей части. Я тоже советую, только себя без других не увидать.

А еще есть Клочковы. В смысле Клочков и Андрей. Они улыбаются. Они жутко хорошие. И кажется, будто они это знают.

Я не печник. Здесь холоднее, чем было до меня. Удачно положить внутрь полено – очень сложная штука. Они все под наклоном к выходу.

Если бы полоски на носках были гусеницей, мне бы хотелось, чтобы она была полосками. Точно знаю.

А еще: Кира – это ругательство, сродни мату по-беличьи.

Ах да! И последнее: я стараюсь ходить правильнее и быстрее. Не уставать. Не получается. Но это не головой об стену.

=Белка= была здесь.

20.03

Да, сегодня был настоящий походный день! У нас был неплохой подъем, из которого у меня в голове осталось несколько особо ярких воспоминаний. Можно заметить: поднимаясь в гору, мы редко оборачиваемся. Я лично – потому, что боюсь расстроить саму себя пройденным расстоянием. Но, тем не менее, на привалах ты это делаешь из побуждений посмотреть на открывающийся тебе вид, который ты не сможешь видеть каждый день. Так вот, на меня производит потрясающее воздействие этот вид; и даже с практической стороны – он как бы заряжает энергией, и появляется желание двигаться дальше. Также запомнился мой страх: когда уже почти закончился подъем, лично я начинаю расслабляться и быть невнимательной, но тут появляется под ногами лед, ледяной, скользкий снег, и я осознаю, что просто уеду вниз, а может, и не только я ( за мной все же идут люди), и возможно, мы не просто уедем.

А! Еще одно воспоминание о видах. Можно закрыть глаза и представить (тем, кого с нами не было) или вспомнить (соответственно, тем, кто с нами был): все тот же подъем, уже почти наверху, привал на 10 минут, лично я сижу и действительно любуюсь видом гор, небом (только в горах такое небо можно увидеть), и действительно радуюсь, улыбка застыла на моем усталом лице (ужасно пафосно, на мой взгляд, я сегодня пишу), и тут к привалу поднимается Екатерина Борисовна, она разворачивается и… «Ужас! И ради этого мы перлись сюда?! Да этот вид не стоит того, чтобы…» - ну и т.д. и т.п. Дословно не помню. Но на меня это тоже произвело некое впечатление.

Вика.

ХХХ

Писать не могу, т.к. в процессе активной сушки вещей. Но могу сказать, что этот день был тяжелым. Но мы его преодолели с достоинством.

Саша Ж.

P.S. Лева не пишет, т.к. утром он дежурный, а вставать ему в 5.00.

ХХХ

Вечером Нина Валерьевна убеждала (правда, не меня) в том, что это и был «настоящий туристский день». В общем, это не кажется мне безоговорочным.

Еще на марше я нарочно старался дать характер каждого участка пути. Начальный подход – медленно, с коченеющими пальцами, подъем – очень долго, но нигде не сложно и не утомительно. При спуске без лыж НРЗБР вызывали жесткие обледенелые участки, где ноги ехали, а палки почти не удерживали. Впрочем, к этому все (кого я видел) быстро приловчились. Забавный склончик между горой и лесом (как раз перед запланированным привалом) преодолевали пешком, проваливаясь по пояс в снег (толком удержалась только Нюшка), или на лыжах, заваливаясь на каждом повороте (одевшая лыжи посреди склона Нюшка поучаствовала и в этом).

Дальнейший путь из ямы в горку – из горки в яму по лесочку, при всей своей незначительности, оказался, несомненно, самым сложным: все падали по нескольку раз на каждом повороте. Нина Валерьевна объясняла это недостатком техники, «инстинкта», который движет опытным человеком, когда он устал и не может как следует соображать. Честно говоря, ни тогда в снегу, ни сейчас у печки эта мысль не казалась мне убедительной. Кроме усталости, был еще очень рыхлый и глубокий снег, проложенная без особой предусмотрительности лыжня, к тому же раскатанная вконец. Я падал везде где можно (даже спускаясь лесенкой), проваливался в снег по пояс и выше. «Ермак» окончательно прибивал меня к земле. Поднять его не снимая не удавалось. Родилась масса вопросов к НВ (о том, насколько это было умышленно запланировано). По успешном преодолении менее чем километровой полосы препятствий эти вопросы, к счастью (так всегда бывает), не были заданы.

В лагерь, однако же, я въехал с солидным видом, бодро идя с палками в левой руке и манюней в правой.

Лагерь поставили чуть-чуть получше, чем вчера. Мои ровесники (школьники) ужасно устали, потом с трудом пришли в себя. Мое рвение к пилке и колке дров показало, что день, тем не менее, вовсе и не был выматывающим.

Новая печка имеет один только недостаток: ее очень трудно топить чуть-чуть. Жара в шатре страшная. Стараюсь ее угомонить.

Сережа.

ХХХ

Опять сижу у печки… Только печка уже другая, и день другой.

Сегодня был очень тяжелый день!!!

Утром от нас в двухдневную радиалку ушли Нестер, Леша К., Эдик и Настя.

Мы встали в 7, а вышли в 9.30 – это феномен!

Мы вышли и шли-шли-шли. Долго шли, дошли до подъема. Я смотрю наверх и думаю: полого и не очень высоко, т.е совсем не высоко, отлично. Идем-идем наверх, а кажется, что расстояние до верха не уменьшается. Сделали привал, померзли на ветру, поговорили по телефону, дальше пошли. Долго шли по еще более пологому склону, наконец дошли до спуска. Попили немного чаю (это было прекрасно), сняли лыжи и дальше вниз пешком пошли. Потом одели лыжи – и почти кувырком скатились до места привала. Подождали всех остальных и поехали дальше.

Это была лыжня с препятствиями! Я упала раз 100.

Я еду вниз по небольшой горочке, меня заносит, я падаю в сугроб, рюкзак меня придавливает, ноги выворачиваются из лыж и т.д. Следующие 10 минут я встаю, потом ищу лыжи, потом одеваю их, еду еще 20 секунд нормально, потом опять все сначала.

Все были ЖУТКО уставшие, но поскольку я ТОРМОЗ, я поняла, что ОЧЕНЬ УСТАЛА (и давно уже), только когда залезла в спальник.

Я намяла себе ноги. Хорошо хоть не натерла.

Но вообще-то это очень здорово: пройти нечто такое, потом на лагере все время что-то делать, поесть, выпить чаю, опять что-то делать, а потом залезть в теплый шатер, в теплый спальник и УСНУТЬ!!!

Ой-ой-ой, печка красная…

Я хочу снять портреты всей группы. Но для этого нужно на лагере свободное время, а его нет. Даже не знаю, что делать. Но нужно попробовать.

Хотя мы сегодня опять лагерь ставили около 5 часов, нас похвалили, т.к. мы делали почти все без помощи студентов.

Если мне в походе тяжело, я всегда думаю о том. Как я буду сидеть дома и вспоминать то, что происходит сейчас.

А еще я хочу блинов!!! Надо позвонить бабушке и попросить ее сделать к нашему возвращению блины. И еще много-много шоколада!!! Любого, но желательно Milka…

Мне очень нравится дежурить у печки! Я не понимаю, как люди в соседнем шатре могли отказаться от этого удовольствия. Они решили топить печку вечером и утром. А ночь? А дневник?

Я сегодня подружилась со всеми окрестными сугробами, с каждым я общалась минут 10, потом прощалась и шла в гости к следующему.

Просто удивительно, что когда сидишь у печки, пишешь дневник, топишь ее и т.п., спать вообще не хочется.

Интересно, к утру мои перчатки высохнут?

Что-то у меня сегодня какой-то бред. Не знаю, почему…

2.00 – 3.00. Нюшка.

ХХХ

Сегодня очень тяжело дежурить у печки: засыпаешь. При подъеме нужна сила воли. При спуске – техника. С силой воли все в порядке, а вот спуск как-то не очень красивый получился. Но это, думаю, далеко не последняя гора.

Аня

ХХХ

Вчерашний день не был отмечен чем-то примечательным, кроме бреда, с моей стороны сопровождавшего нашу группу в процессе спуска в район озера как его там… В это же время подъем в район горы не помню как называется был исключительно малопримечательным, потому что происходил практически по прямой. Никогда еще мы не поднимались по прямой так, да еще и на лыжах. Лучше бы мы так спускались. Хоть бы не засеяли всю долину детскими телами, уходящими глубоко в снег и там прорастающими, и ямами. Впрочем, ямы, похоже, на этом спуске посеял кто-то другой, и взошли они, надо сказать, как та репка – не вытянешь… А еще этот кто-то усеял всю долину снегом… В общем, хвала ему, что сейчас мы тут сидим в тепле и сытости, сухости и достатке…

2 ночь в шатре.

ХХХ

Сегодня сделала удивительное открытие в себе: у меня есть второе дыхание и воля.

Утро прекрасненько началось: вкусная каша, залитый водой и замерзший котел, быстро собранный рюкзак. Хорошо пошли. Пушистый снег, оптимальная скорость, синяя баночка на лыжах. Потом маленькие холмики, постоянно падающий Лева (которого большинство, непонятно почему, зовут Львом). Перешли через реку, и мне удалось заключить сделку с Коленькой: вода в обмен на колбасу. И вот так вплоть до нынешнего момента. Только сейчас мне не удалось договориться. Забыла записать, что хочу спать. До смерти. Так вот: мне не удалось заключить сделку с Нюхом о том, чтобы он дежурил за меня, а я завтра за него. Либо он понял, что завтра я найду причину, чтобы признать сделку недействительной, либо это человек, которого очень трудно подкупить. Не буду расщедриваться на никогда. Так что милые ученики Нюха, не думайте, что с ним можно просто договориться, а тем более – подкупить. Не тешьте себя бесполезными надеждами!

Теперь снова вернемся к мученическому пути. После реки должен быть, как известно, перевал. Солнце, вокруг вершины гор, облезлые деревца. Мы нацелены на удивительное возвышение, тоже сплошь покрытое снегом. Ощущение, что будто всего полчасика – и мы там, наверху. Полчасика – мы выше места отправки, но до вершины еще больше будто бы стало. И так раз шесть. Об этом наверняка не раз уже писали, поэтому остается лишь дополнить картину еще парочкой зарисовок.

Зарисовка 1: там, на вершине, на обратной стороне склона, где дуют ветра, - там живет очень мало бактерий. Их практически нет. Там – место их гибели. Это кладбище бактерий. Копошащиеся, живые фитюльки двигаются согласно воле, ибо у них нет мозга. Они текут монотонным ручьем в сторону возвышения, не замечая, как быстро и мучительно погибают собратья. До вершины добираются сильнейшие. Награда им – растворение. Их тоже больше нет. Там пустынно и страшно. А душе холоднее, чем лицу.

Зарисовка 2. Перины только в сказках. Мои перины там появились и там же остались для тех следующих, кто о них узнает. Дохлые елки, крутые склоноповороты. Я на перине. Можно утонуть, потому что облака такие же мягкие. Облаков нет. Это та же перина, только ее нашел кто-то до, и поэтому ты падаешь сквозь. Пух, перья, снег – самый невинно-очевидный ассоциативный ряд. Вчера он (ряд) свернулся носом к хвосту и стал одним. Заполнилась полость, и это одно обволакивает до сих пор мою кожу. От этого нет следов, есть впечатления – следы на душе.

Зарисовка 3. Желание лучшего во мне сидит глубоко, и, вероятно, оно имеет широкий диапазон проявлений. Лапник укладывать веточка к веточке, к чаю – сладкое, печку – попроще и поэффективнее. Это нравится, но жутко ограничивает: мне категорически запрещается делать то, что можно закончить до получения лучшего из возможных результатов. Именно из-за этого я стараюсь лишь готовить и создавать уют в дупле.

Зарисовка 4. Чтобы не хотеть спать, нужно уволить мечты и включить процесс обдумывания. Здесь очень тонкая, но прочная грань, как у сердца стенка, разделяющая желудочки и предсердия и левую и правую стороны. Мечтать надо, но мечтать нужно уметь, а уметь может быть, если есть искренность, а искренность у многих инвалид – ей никак не выбраться. В таком случае нужно даже и не думать об уметь мечтать.

=Белка= была здесь.

21.03.

А-А-А!

Я УЖЕ ЗДЕСЬ!!!

УРА!

Edddie

ХХХ

Эпиграф:

«21ого числа сего месяца»

1. «Господи, хорошо-то как!» - сказала бы НВ на моем месте. А место и впрямь выбрано на зависть всем и вся: и тепло, и светло, и сухо. Ноги греть, дневник писать, а за печкой Аня следит. Даже есть не хочется пока, а как захочется, так мне в шатер рыбный золатик в мызочке принесут. Ведь почти любой может быть понукаем и понуждаем к работам и мелкому сервису. Вот Белка пуховку мою зашила, Аня уже отправилась приносить мою мызочку. Пожалуй, запишу в дневник благодарность (особ – Белке). Ладно, я к чему веду-то – ведь это не есть правильно; как говорит Екатерина Борисовна: «Когда же мы будем терпеть лишения?!» Вот мнение НВ по этому вопросу: «Ну, никто же не запрещает работать». Ну да, конечно, не запрещает, но не то, не то! Это ж очевидно: одно дело прийти на место стоянки, замерзшим, полуживым от усталости, и, переламывая себя в каждой точке, пилить дрова, ставить шатер. Другое дело, начав обустройство лагеря в середине дня, с ленцой попиливать дровишки, неспешно прогуляться за лапничком. В чем разница? В ощущении, которое можно выразить словами: «Кто, если не мы (я)?» А тут совершенно ясно, кто. В результате я недоволен, хотя недовольство это абсолютно фальшиво, ведь сижу я тут и пользуюсь благами, да еще и ножки свесил. Тьфу, не буду больше об этом…

2. 2. Опишу лучше день вчерашний и предшествующий. Нет, не сейчас – очень уж обстановка мысли рассеивает. Ночью напишу.

3. Ночь. Что я там с вечера писал? Неважно, это меня силой принудили. Важно то, что надо писать о хорошем: какая славная у нас команда, как славно нас кормят (спасибо дежурным! Слава начпроду!) или, например, какие у меня славные лыжи.

Хвала моим лыжам.

«Что лыжи есть? И в них ли соль земли?» -

Ум недалекий удивится, высокой мудрости в котором

Не более, чем снега в летний полдень жаркий.

Но учит нас преданье старины седой,

Что нету ближе и родней под небом

Для викинга – меча, весла драккара,

Для скальда – лютни сладкозвучной,

Земли отцов – для хлебороба,

И пары верных длинных лыж –

Для фримена в снегах холодных…

Вот были лыжи в дни иные,

Но и тогда мои Rysy

Не уступали самым лучшим

На много дней пути окрест.

Подобно пенителям моря,

Они взрывали белый снег;

Носы их головой драккара

Смотрели горделиво вдаль;

Пушистой белою волной,

Ныряя в рыхлый снег равнины,

Окатывались с головой.

ххх

Но и на гребне ледяного великана,

Что Асовой рукой сражен,

Лежит и грезит днем последней битвы,

Где ветер оголил его тугие ребра,

Несокрушимые, как медь,

Где лед отполирован вьюгой,

Подобно зеркалу, и тяжело смотреть

На солнце, бьющее в него бессильно, -

Даже там ни разу не случалось подводить им

Хозяина, что жизнь и честь доверил им свою.

Полет Валькирии померк, Слейпнир,

Подобно жалкой кляче, плетется позади меня!

Как, уподобившись берсерку, они крушат несокрушимый фирн!

Как режут кантом, оставляя шрамы,

И горы сотрясая мукой боли,

И искры высекая из камней!

ххх

Нет, ни береза, сердцу нашему родная,

Ни стройная сосна,

Ни древний мощный дуб,

Ни кедр, ни сандал, ни пальма

И ни одно другое

Из множества иных пород дерев,

Усиленные даже крепкой сталью,

Так не способны ехать никогда!

Назад не отступая на подъеме,

На спуске обогнать ураган

Способен только пластик,

Отлично смазанный (спасибо, Нест

И Нюшка). Я сказал,

Так верили отцы мои и деды,

Так верю я, на том стою,

No pasaran! Ура! Победа!

До новых встреч. Я спать иду.

Коля.

ХХХ

Кажется, 21.03.

1. Так! Кто-то сломал ручку…

2. ПЕЧКА ОЧЕНЬ ГОРЯЧАЯ. Сидеть около нее очень сложно.

Вчера (уже именно так) был не очень сложный день. Мы встали, поели в шатре (!), собрались и вышли. Дошли до озера, перешли его. Дальше хуже: кто-то предложил устроить пробную тропежку. Мы (8 человек детей) по очереди тропили. До места добирались час, т.к. шли большим зигзагом.

Лагерь ставили…

Мы с Белкой были дежурными. Мы приготовили обед из двух блюд:

1. подгорелый суп ассорти (в смысле – все приправы, кубики, пакетиковые супы и т.п. в кучу);

2. печеный отстой с укропом (а должно было бы быть пюре…)

Ну ничего, люди съели.

Потом мы (Леша, Рома, Саша Ш., Аня, Вика и я) пошли покататься. Очень хорошо покатались!!! У нас как-то сама собой получилась очень симпатичная горка, т.е. без резких поворотов, но более-менее крутая. Здорово!

Потом мы встретили Эдика, который 1 из 4х человек, ушедших в радиалку, нашел в себе силы попытаться найти нас (и нашел!), остальные легли спать, т.к. очень устали.

Мы с Викой даже попилили сегодня немного!

Завтра мы идем в радиалку, как я поняла, на весь день.

(КАКАЯ ГОРЯЧАЯ ПЕЧКА!!!!! Сидеть невозможно!)

Мы прожили примерно половину похода. Мне все очень нравится, домой, с одной стороны, хочется, а с другой – нет.

У меня почему-то в этом походе болит спина (ночью у печки это ощущается). И еще, кажется, у меня насморк.

Как-то сегодня спать по-прежнему не хочется, но дежурство протекает медленнее. Тепло, хорошо, только есть хочу! Что-то у меня ночной жор начался, а есть нечего, и пить тоже. Все заначки далеко, а чай в шатре мы не пили, вставки нет.

О, нашла что-то попить. И то хорошо.

Ну какой идиот побросал у печки какую-то вату! Она теперь плавится и воняет!

Все вата спасена.

ОЙ! Что-то упало на шатер снаружи. Наверное, снег…

Кажется, мне удалось остудить печку. По крайней мере, около нее теперь хотя бы можно находиться.

Печка покраснела…

Ну все, я пошла спать.

Нюшка.

ХХХ

Сбой всего! Не знаю чисел. Может, 22е? Стоим под Чивруаем. Уже утро. На ручку вчера кто-то ОПЯТЬ! сел!!!

Вчера ночью я не дежурила.

Я, извне: - Паша, посчитай, по скольку нам дежурить, если сейчас 11, вставать в 7, а Лева не дежурит.

Паша, изнутри шатра: - Восемь поделить на девять… а давайте для ровного счета делить на восемь.

Так я и не подежурила. А жаль, потому что вчера, по горячим следам, много можно было написать. Попробую сегодня.

Итак, вчерашний (или теперь уже надо говорить позавчерашний?) день. Система утренних дежурств у нас такая: один школьник и при нем куратор из студентов. Школьник был Саша Ж., куратором при нем Эдик. И вот, за 10 минут до назначенного времени завтрака, я спрашиваю из шатра у Эдика, как там дела с моей водой для кофе. А он мне отвечает, что вот как раз Саша и Лева (???) ушли за водой на речку… Словом, профукали завтрак! На час опоздали! Льют воду на мельницу моим штатным комментаторам.

Потом было у меня второе огорчение: друг мой Александр Юрьич со товарищи ушел в радиалку. Я знаю, завидовать плохо, но… Но гитару они оставили нам! И так-то куча проблем, а тут еще это нещечко мы таскаем за собой второй день! Зачем? Сначала ее привязали к Саше Ш. – и я ему все время намекала, что неплохо бы случайно упасть с размаху на спину. Но он так и не поверил, что я серьезно. А наверху гитару перехватил Коленька. Так она и уцелела, гадюка неприятная.

Ну да ладно, мы и с ней добрались почти до намеченного места.

С утра погода была пасмурная, но не очень, видно все-таки было. Поднимались мы неспешно (хотя в начале подъема я на полном серьезе задумалась о том, не бросить ли курить – но потом все наладилось), практически по прямой, без никаких разворотов на склоне. Это потому, что вели Шурка и Андрей. У них, как у настоящих полярных волков, автоматически получается выбирать такой путь, чтобы экономить время и силы для настоящих трудностей. А я-то знаю, что в детском походе настоящих трудностей не будет! Я всегда выбираю такой путь, чтобы дети сдохли и чтобы им было что вспомнить. А тут – только понемногу, настороженно так, открывались перед нами ДАЛИ. Очень неярко, недоверчиво, но те самые, узнаваемые, ради которых я сюда и приезжаю. Белое безмолвие. Огромное живое существо… Вот чем отличаются Ловозеры от Хибин! Там – большая стая хребтов, вершин, долин, шевелится вокруг тебя, живет какими-то своими отношениями, и ты переходишь от одних к другим. А тут – одно. Древнее, первобытное. Еще не решившее, откроется ли оно тебе. На первый взгляд кажется, что только два цвета: серовато-белый и серовато-черный. Но потом начинаешь замечать оттенки: голубой, розовый. Все это очень слабо, едва намечено. Под ногами – фирн, сквозь него кое-где проглядывают мох, камни, помет мелких зверей. Сзади открывается вид на Ловозеро. Слева – черный оскал ущелья (уж не там ли мы спускались в прошлом году?), самый верхний его край, а дальше промелькивает Сейдозеро. Справа – пологая вершина. Столовая гора.

Отвлекаюсь от пейзажей: набор высоты прекратился, дети начали соскальзывать вниз параллельно склону. Надо быть наготове и подхватывать.

На привалах народ достает мобильники. Вот люди! Зачем из города уезжали? Чтобы позвонить? А Андрей достает термос и дает всем по глоточку горячего чая. Вот этого у нас тоже никогда не было.

Добрались до начала спуска – и стало ясно, что об съехать не может быть и речи, речь идет об слезть. Пупырь (язык) спускается между двумя ущельями-ручьями к лесу. Нам – по пупырю. Он довольно крутой, фирн и камни. Дети и без лыж угрожающе скользят. Идем двумя группами – первую курирует Шурка, вторую Андрей (который даже кошки надел). Я тупо замыкаю. Даже не подстраховываю никого. Хочется ехать, но – нельзя… Склон постепенно глубжеет (иного слова не подобрать) до по колено – и выполаживается. Добредаем до авангарда, посиживающего в ожидании нас перед самой зоной леса. Уже вовсю светит солнце, и все краски сменились на яркие: существо спряталось снова. Карликовые березки в глубоком белейшем снегу, маленькие яркие елочки… Судя по лыжням, кто-то (Леша П. и Рома) уже не выдержали и попробовали съехать. Судя по тем же лыжням (по траекториям), они уже начинают звереть от этого детского туризма: такая траектория, на мой взгляд, называется «гори все синим огнем» - напрямую в лес со лба. И вот, после короткого отдыха и возобновления лыжности, именно эти два человека и рванули прокладывать лыжню вниз… Я не знаю, может, это были и не они. Я вообще мало чего знаю о том, что происходит. Я вижу очень мало людей. Не больше трех – четырех человек. Остальных – изредка, со спины, далеко впереди. И на привалах. Такая у меня участь. Но причудливость лыжни указывает именно на студенческое авторство. Детям такое не под силу – ни проложить, ни повторить.

В общем, тут началась самая трудная, полная тягот и лишений (или обретений? Можно ли считать горы снега за шиворотом и массу синяков обретениями?) часть пути. Я… нет, пожалуй, все-таки стояла, слово «шла» никак не получается применить к этому – замыкающей. Впереди валялись дети. По очереди и вместе. Один вылез – другой валяется. Некоторых я вынимала… А еще у меня было свое нещечко, не хуже гитары. Дело в том, что в самом начале дня пришлось разгрузить Леву – и я забрала себе перекус-24. Он был принайтован к моему рюкзаку снизу, поэтому рюкзак нельзя было ни поставить, ни одеть с колена. Но вот этого последнего стояния перекус-24 не выдержал и отвалился. Пришлось повесить его на шею. Что-то еще прилаживать поудобнее не стала, потому что тоже впала в состояние «гори оно все». Вот с этим-то перекусом вдвоем мы и выкапывали из снега малюток. Запомнился лежащий на лыжне задумчивый Саша Ш. Вставать отказался – сперва, говорит, сыр съем. Съел – и действительно поковылял дальше. Вскоре мне навстречу вышел Андрей – и мы уже вдвоем торжественно сопроводили остатки в лагерь. Он – с моим рюкзаком, а я – с моим дорогим перекусом-24…

Кстати, о перекусах. В каждом из них лежит бумажка с пожеланием. Очень здорово порой получается. Все первым делом ищут эту бумажку. Отличная идея пришла в голову нашему начпроду. Мне попались: «Помни, я не один, за меня отомстят»; «Пусть этот перекус принесет удачу»; «хочешь стать большим и сильным, как Костин, - съешь меня». Съела; жду результата. Хочу!

Так вот, несмотря на полное умертвие, дети ставили лагерь – нет, не быстрее, но как-то заинтересованнее, осмысленнее. Понукать не приходилось никого. Все сделали сами. Уже в ночи, при луне, допиливали дрова. По-моему, и сами были довольны.

А на следующее утро дежурили Лева и Коленька. Коленька оказался замечательным куратором! Он гонял Леву в хвост и в гриву, заставил приготовить завтрак в срок, не используя колотые дрова, на одних сучках. И Лева оказался отличным курируемым, и кашка была что надо. И ели ее в шатрах. Плохо, что одна поварежка, мне приходилось бегать из шатра в шатер.

Правда, после завтрака опять все скисло. Собирались три часа. Котлы перемывали три раза. Но все-таки вышли. Тут и стало ясно, что начались сбои. Дошли бы вчера до места (но вчера бы точно не дошли, по крайней мере, не все) – была бы сегодня полноценная дневка и радиалка. Правда, непонятно, куда радиалка: идет снег, на озере – а значит, и наверху – страшное дуло. Ну, хоть занятия на склоне… А мы вместо этого идем чуть-чуть… По времени, правда, получилось не чуть-чуть: последние 500м по тому берегу до места стоянки тропили дети, шли час. Каждый пытался упасть нам на радость. Преуспел Саша Ш.: упал при переезде через ручей вниз по склону, Андрей его вытаскивал, Саша сопротивлялся, как мог, но все же был вытащен. Потом дети стали ставить лагерь «за полтора часа», а мы с Пашей, подложив им напоследок свинью (я нашла очень толстую, но совершенно гнилую сушину), побежали вешать на берегу яркую тряпку – знак для наших радиальщиков. До озера добежали за 10 минут. Выбрали место, приладили ярко-оранжевый лоскут, поговорили о жизни. Пошли назад. Недалеко от лагеря слышу вопль, полный отчаяния, гнева и еще каких-то очень сильных чувств. Первая мысль: на кого-то упала сушина или кто-то провалился в ручей. Ускоряюсь. Начинаю разбирать слова. Это Леша. Его монолог полон страсти, но при этом остается (в плане лексики) в рамках нормативной речи, хотя паузы настолько выразительны, что, я думаю, любой знаток не ошибется, заполняя их – но не теми словами, которые Леша произносит вслух сам после пауз. Содержательно монолог касается дров и детей. Качество тех и других Лешу очень сильно не устраивает. Причем у меня возникает подозрение, что мое качество тоже. По крайней мере, в данный момент. Спрашиваю: «Паша, а как ты думаешь, ничего не будет, если мы подъедем поближе?» «Давайте попробуем»,- раздумчиво отвечает Паша. Подкрадываемся, подглядываем из-за елки: вдоль только что поваленной сушины на страшной скорости мечется Леша, бранится на чем свет стоит (см. выше) и нещадно полосует эту сушину на части лучковой пилой. А на пеньке спокойно и молча сидит Рома и благостно так смотрит на эту картину. Просто точный психологический портрет этой парочки. Выяснилось, что они (Леша) замерзли, что им (Леше) надоело сидеть без дела и что они (Леша) не могут терпеть, чтобы вместо дров заготавливали гнилье.

В лагере – все хорошо: шатер стоит и обустроен (Аня с Викой работают на больших скоростях и делают все так быстро, что Саша успевает только принести фикус), еда почти готова. Мы успели только кофе сварить. Остальные взрослые стоят и возмущаются (кто вслух, кто про себя) тем, что им нечего делать. Вот странные люди! Можно кататься на лыжах, можно попилить дрова для второго шатра, можно, в конце концов, затопить во втором шатре и пойти туда спать!

Ну, поели, повалялись в шатре – и только я (уже изрядно взвинченная и нервничающая) решила, что пора идти искать радиальщиков, ибо темнеет – как пришел Эдик. Он в какой-то эйфории, из его рассказа можно понять, что сегодня на спуске они здорово влипли (ветер, нулевая видимость), вылезли на лавиноопасный склон, вернулись, спустились в другом месте – и изнемогли. Стоят на том берегу, силы прибежать были только у него. Остальные – в отрубе. Я ужасно рада, что все в порядке, но теперь зависть усилилась… А завтра Клочок, Андрей и с ними Катерина Борисовна тоже уходят наверх… Нет, определенно, мне нужен поход. Чтобы преподавать любой предмет, надо самому все время читать что-то более сложное. То же и с детским туризмом. Надо чередовать его с настоящими походами. А то вообще забуду, как на лыжах ходят.

Вечером ходила провожать Эдика до озера. Красотища невероятная! Огромное белое озеро, смутно видны на том берегу очертания хребтов и темные пятна леса понизу. И на краю этого дивного мира стоим мы. А потом Эдик пошел туда, и пятно синеватого света двинулось через сумрак и ветер. А в небе, то скрываясь за мчащимися тучами, то открываясь – луна. Шла обратно через лес – залитые луной поляны. Какой-то зверек приличных размеров тоже, видимо, хотел полюбоваться луной. Испугали мы с ним друг друга до полусмерти – и разбежались.

Что же будем делать мы? В планах – радиалка на Чивруай. Но – дует… Пора пить кофе. А то во мне какая-то злоба шевелится.

О, после кофе стало получше. Хотя печка просела в глубокую яму, так что теперь поддув почти не работает, только через дверцу. Но вообще эта печка, Леши-Ромина, очень хороша. Но почему же все дно нашего жилья в дырьях? Кто натоптал эти ямы?

Сегодня дежурят Сережа и Леша Панин. Люди во всех отношениях достойные, но уже без десяти семь, а где же завтрак? Судя по речам, уже почти готов. А я курю в шатре. Потому что не только печка сползла, но и Паша сполз так, что выход перекрыл.

НВ

22.03

День, когда можно законно лениться. После сложного-сложного спуска получилось долгое белое озеро. Перешли. Потом топтали дорожку. Мы – дети! Я вот, Белка, хотела потеряться в разноцветной толпе идущих, но меня таки выловили, и тропила уже до конца – до самой реки. И разбили лагерь, где я выбрала – ночью у каждого появилась приватная ямка и сверху все уехали вниз, - сготовив обед из двух блюд: суп со звездочками, гренками, горохом, вермишелью, макаронами и несколькими пакетиками отравы, вместе с тем прилипшим ко дну мяском. Самое ценное в блюде – количество соли выше нормы. Блюдо номер два не менее экстравагантно, чем первое. На второе – густое пюре, запеченное с зеленью и приправами, содержащее комочки и внушительное количество крахмала. В итоге – суп съеден весь, а пюре полюбилось Ромычу и Эдду, что приятно. Стоит отметить также, что ночью написать не удалось, у нас испорченный телефон: вместо 45 минут дежурили по часу. Вроде бы – должна радоваться, но чувства счастья нет, ибо вставать и сразу бежать есть – удовольствия никакого. Ладно, все не о том. Важно, что похоронили две ручки. Важно, что я научилась шить, и люди мне за это благодарны.

Тоже не то.

Снятся жуткие сны. А еще думала о том, как все-таки запарно возиться с человеком, если он умрет. Надо перевозить через перевал, бежать к поезду, прятать куда-то… Ведь не закопаешь прямо здесь. Так что. Так что не буду. Да, не буду. И вообще… Все нравится. Очень! Да… Начала писать – и все думки улетучились. Может, если вернутся… то запишу.

(Белка)

ХХХ

За предыдущий день.

Кажется, почти весь день пилили дрова. Самым замечательным событием было возвращение Эдика из радиалки. По какому-то наитию он легко нашел наш лагерь. История их перехода стала окончательно понятна только на следующий день. Саша Нестеренко, ориентировавшийся в сплошной пелене по компасу и GPS-ке, нарвался на «красоту» (спустил лавину), после чего пришлось отползать наверх. Состояние Эдика было необыкновенно: он был крайне нервно возбужден.

См. продолжение.

Сережа.

ХХХ

Оказывается, в студенческой тетрадочке никто еще ничего не успел написать. Так что я продолжаю.

Идет уже 4ый день похода, в шатре под горой спальников спит Саша Ш., Белка зашивает мои штаны, а Настя разгибает Нестовские перчатки…

Ножки греются, «глаза» на пятке помазаны… Все отлично!

Жаль, что в радиалке нашей не было дневника. Теперь уже достаточно трудно восстановить в памяти… нет, не события, события очень четко и ровно стоят друг за другом. Трудно восстановить ощущения. Но все-таки надо попробовать.

В первый день нашей радиалки мы вышли с лагеря раньше всей остальной команды и пошли себе на запланированные верха. Достаточно быстро я оказался за Настей и довольно долго каждый шаг четко отсчитывал «Dural Metal, Dural Metal”. Короче, дуло там, как водится, и становилось ясно, что жить в таких условиях не представляется возможным. В результате в детское время (типа – 2 или 3 часа) мы решили быстренько перевалить за плато и скатиться в лес для ночевки.

Почти на самом верху мы обнаружили камень. Отличный такой камень, большой, как на заказ. За ним совсем не дуло, и решили мы устроить перекус. То ли лимонная водичка подействовала, то ли нежелание подниматься на следующий день, но в результате решили мы переночевать под этим камнем. Почти на самом верху плато! Я лично такого до этого еще не делал.

Не буду описывать постановку палатки под камень, строительство снежной стенки из кирпичей разной формы и содержания, которые выпускала наша промышленность в лице Нестера, а также не буду описывать двухчасовое высекание Эдиком снежного сортира. Скажу лишь, что кашка с мясной пылью Несту очень удалась, и заснули мы с чувством глубокого удовлетворения.

Проснуться с таким чувством нам не удалось. А все оттого, что благодаря снежному ветру видимость упала метров до 50-ти, а то и гораздо меньше. В результате решили идти, связавшись моим лавшнуром. Пробовали когда-нибудь кататься на лыжах вниз (на разных лыжах разной катучести) вчетвером, связанные через каждые 5 метров стропой, которая еще и путается под ногами? Не пробовали!!! Очень советую. Отличное развлекалово.

Дак вот, шли мы достаточно медленно, потом лыжи сняли. Если бы не было у нас GPS, то и вовсе бы мы под камнем этим остались. Ориентирование в матрице (помните первый фильм и двух героев в белом пространстве?) – очень неприятная вещь.

И вот мы уже и до верху дошли, и точка 42 (начало ручья и спуска) – в 50 метрах. Спускаемся. Пешком. Видимость, прошу заметить, все та же. По колено, по пояс. Очень крутой склон. Что-то не так. Вдруг Нестер, идущий впереди, тихо говорит: «Опа… лавина». Пласт снега уходит в белую пелену из-под его ног, рядом с ним и рядом со мной появляются еще трещины. Под ложечкой становится холодно.

Развернулись. Зарубились. Ждем Неста. Он как можно аккуратнее ползет наверх. Ощущение того, что через пару секунд нас всех унесет вниз, исчезло лишь когда добрались до первой безопасной ямки, сделали стенку из лыж и рюкзаков и немного отдышались. Назад уже пути нет. Далеко. Не видно. Один вариант: влево и по склону, где, судя по карте, не так круто. А если и там лавина? Об этом стараемся не думать. Об окопаться и отсидеться не может быть и речи, т.к. а) негде и б) некогда (время – около 4х). Снова вверх. Вроде достаточно. Уходим на склон. По впечатлениям – крутой. Но похоже, без особого снега и с камнями. Появляется перспектива. Туманная, конечно. Идешь вниз, и кажется, что вон там кончится склон – и обрыв! Все! Но нет. Подходишь ближе, и внизу – еще несколько метров, по которым можно пройти.

Меня спрашивают иногда, зачем мне это надо, эти походы, лишения и проч. Я толком никогда это объяснить не мог, но сам для себя понимал. Теперь понимаю по-новому. Но объяснять все равно не буду. Каждый должен сам понять.

Спустившись в лес, мы достаточно трезво оценили перспективы и встали тут же, у озера. Группы не было. А они-то как?! Они ведь тоже этим ущельем вчера собирались идти! И лыжню мы какую-то наверху видели. Лавина ведь и вчера висела. Настя даже задала «оптимистический» вопрос: «Нест, а ты когда лавину спустил, ты внизу красных ленточек не видел?» - «Нет». – «Хорошо».

В общем, было достаточно тревожно. Начинаем ставить лагерь. Тут выясняется, что усталость определяется степенью отдаленности участника радиалки от лавины (Нестер – я – Настя – Эдик). Эд, по сути, ничего и не увидел и особо не почувствовал. Ну, то есть, стремновато было тогда всем, конечно, но Эдик на лагере вдруг сказал: «А че, может, я их поищу? Договаривались же сегодня встретиться». Ушел. Нашел. И вот теперь почти все ушли на Чивруай, а я грею свои ножки, восстанавливаю форму 3 дня мерзших ботинок и собираюсь есть с друзьями апельсин. Хорошо…

Леша Костин.

ХХХ

Этот же день. Эта же Белка.

Вот наступила несправедливость. Та справедливая несправедливость. Мы с Вкусным переехали. Переехали в, так сказать, «взрослый» шатер. Там был хаос. Я его упорядочила. Но не в этом вовсе дело. Леша. (Леша, который Костин). Он узнал о нашей миграции и непрозрачно мне намекнул на то, что во взрослом намечается сейшн. Негласная «пати», как он сказал. Я об этом знала. Все знала. Знала также, что я – не взрослый, я все это понимаю! Понимаю свою непричастность (фактическую) к тому шатру; но ведь я есть. Я там есть! И ни на что не претендую. Хотелось бы лишь только, чтобы меня не замечали и не тыкали носом в то, что я молодая, будто котенка в то место, где он нагадил! Теперь я здесь, не могу устроить свой уют, не могу быть с тем, с кем хочу, потому что есть эта бесячая градация на взрослых и нет! Мне очень-очень больно… Хотя нет, это не больно, это обидно до жути! Меня подтолкнули к самоизгнанию, указав на порок, который со временем становится достоинством. На мой возраст. Я не понимаю, зачем так. Хотя нет, понимаю, это для того, чтобы Лешино самоощущение не уходило в даль. Чтобы чувствовать превосходство над теми, кто младше. Это вербальная дедовщина. Стоит лишь послушать, как он разговаривает с «молодыми», как старается не пропустить ни единого недостатка и недочета в поведении. За это я и люблю Вкусняшечку. Он не разделяет людей на «со мной» и «хуже меня».

Вот теперь я зла.

А еще я забыла письменно подтвердить свое признание в безответности: вчера вечером у костра осталось масло, приправы и грязь – это все я. А выслушивала Нюшка. И пенки, те, что плохо были уложены в шатре, - это тоже я! Я знаю, что это неправильно, и сегодня все исправила. Это повод гордиться собой! Вот. Я расту. Мне есть куда.

=Белка= была здесь

ХХХ

Продолжение.

Эдик, громко смеясь, не удерживаясь на одном месте, рассказывал в лицах и красках все про свой переход. Все, кроме него, сразу легли спать в палатке на другом берегу (Эдик шел замыкающим и устал меньше остальных). Мы были восхищены и преисполнены жаждой какой-нибудь авантюры.

Этот день.

Этот день начинался медлительно, лениво. Пшенорис с изюмом в моем с Лешей исполнении вполне удался. Как раз к концу завтрака вернулись с другого берега радиалочники. Большинство из них бросились спать в теплом шатре, Эдик и Саша Нестеренко решили сходить с нами (как и планировалось) вверх по ручью на перевал и обратно.

Дорога туда и возвращение (до перевала мы не дошли, встретив метель и очень сильный ветер) была не сложна и приятна. Лыжню мы раскатали, как в лесопарке, особых препятствий не встречалось, на остановках съели непомерные перекусы. На обратном пути покатались с горы, где встретили еще и другую, знакомую нам группу. Вика пыталась отрабатывать поворот и торможение «по-батутски» с завидным упорством. Все прочие, окончательно укатанные, не могли ее понять. Родилась ассоциация: energizer работает дольше, чем другие батарейки.

Вечер был отмечен обилием еды и дров, которых на этот раз школьники напилил намного больше, чем было нужно.

Сашу Шавкунова весь день держали в теплом шатре, чтобы он не разболелся окончательно. Он доволен, весел и хочет есть.

Сережа

ХХХ

Вряд ли то, что я пишу, имеет отношение к походу – просто приходит в голову и все… а надо время коротать.

Подвига не существует. Существуют лишения. Маресьев с ногами – не «настоящий человек» (не правда ли, забавно: чтобы стать «настоящим человеком», надо стать не совсем человеком?...) Представление о подвиге в данном случае – жалость или уважение к силе – еще 100 таких же не выползли – но они не настоящие. Тот, кому хватит силы жить при лишениях, - тот совершает подвиг. Это – не достижение духа отдельно взятого человека, это просто вероятностный процесс. «Я» не создает подвиг, подвиг создает культура. (Идеал подвига духа – Кьеркегор – на поверку оказывается просто неполноценным. Он рвет с Региной не в силу своих глубоких философских убеждений, не этим он годами живет в своих лесах. Шестов правильно ищет истоки философии экзистенциализма в «жале в плоть» - о котором обтекаемо говорил еще Кьеркегор. Подвиг здесь – всего лишь переживание собственной неполноценности.

Для человека современной культуры, таким образом, подвиг будет отрицать сам себя. Сол Беллоу писал о том, как студенты не стали слушать лекцию старого, умудренного и несомненно заслуживающего уважения мистера Сэммлера только из-за того, что он… гм… физически немощен. В сексоцентрической (слегка пародирующей античную) современной системе места подвигу нет, ибо лишение воспринимается именно как недостаток. Безногий останется безногим, несмотря на свои действия. И я так и вижу, как студенты самому Кьеркегору устраивают такую же обструкцию, как и мистеру Сэммлеру. «Не бог весть какая философия…» (НРЗБР, англ). Какого только бреда не придет в сонную башку.

В походах не оставляет ощущение, что вгрызаешься в самую плоть, чавкаешь, закрыв глаза. Без разбору. Закрываются глаза, а начинают работать совсем другие рецепторы. Напряжение обостряет чувственность.

Фемида оттого предельно справедлива, что постоянно держит весы на вытянутой руке, а не оттого, что в этом есть коренная необходимость. В напряжении есть источник красоты. Сведенная тиком щека – жемчужина Лувра. Нервюры готики. Дискобол. Прощальная симфония. Напряжение самодостаточно, в напряжении нельзя творить (в самом широком смысле). Оно захватывает целиком и слепит. И это хорошо.

Бросить мыслить и начать воспринимать что-то непосредственно. Так, чтобы потом и вспомнить было тяжело. Снимать корку льда с мира. Падая в глубоком снегу, куда-то лезть. Или вечером смотреть на закат в горах. Ни в том, ни в другом нет ощущения красоты. Лишь воспоминания о нем будут красотой. Воспоминание как творчество. Мои воспоминания – моя Мона Лиза. Я не смогу изложить их на бумаге.

Я помню, как я стоял на горе во второй день и был практически счастлив. Красотой вокруг? Спокойствием внутри? Нет – уже нарождавшимися к тому моменту воспоминаниями. Счастье – лишь ожидание воспоминания о счастье. Продукт расслабления после напряжения, продукт переработки информации от обостренных чувств. Перемены – единственный способ быть в радости?

(Эдик).

ХХХ

Сопли, больное горло – еще не самое худшее, что может быть в походе.

Отлично сегодня покаталась…

А вообще нет настроения писать что-либо… и вообще… нет настроения.

P.S. Через 5 минут.

Мне нравится поход и я довольна собой! Особенно тем, как мы сегодня сходили в мини-радиалку.

Я устала.

Вика

ХХХ

Нест будит на дежурство. Долго не могу понять, что вообще происходит, но вот в результате оно, это впервые за поход ощущение тепла, которое ты сам делаешь, дрова, которые там сами тихо между собой о чем-то общаются.

Сегодня выяснилась отличная вещь: у нас тут курорт, оказывается! Хочешь – сиди в теплом шатре, хочешь – иди катайся. И еще куча альтернатив. И правильно Вика сказала: ощущение, что мы за город на пару дней выехали. И писать-то вроде не о чем, ничего интересного не было за сегодня. Ну покатались, ну пошутили вдоволь – и что?

В общем, хочется подытожить написанное, да нечем! А будет ли чем итожить, вот ведь вопрос!

Леша Костин.

ХХХ

У меня впереди 60 минут безмолвия. Но мысли выливаются чернилами, не доходя до бумаги. Глупо описывать день: «я сегодня пилил дрова, был вкусный обед…». Впечатления совершенно различные.

P.S. Очень хочется вымыться.

Лева

ХХХ

Так. Совместными усилиями нам с Настей удалось выдернуть сию бренную душонку из цепких и, надо сказать, изрядно потных лап Морфея. Нет, Гипноса. В такой жаре и духоте ни один уважающий себя Морфей крыльями махать не станет. Тут впору смрадному Танталу пепельнокрылому прийти… Тьфу, опять на верлибр срываюсь. Прозой пишем, прозой! Минут пять я неторопливо втыкал, какого рода действий от меня ждут, что-то объясняя Насте с Нюхом про геометрически правильные формы. Спросонок померещилось, что в шатре двигают кого-то огромного и угловатого. Теперь вот сижу и раз в 7 – 10 минут подкладываю по дровине в печь. Что-то не хочется сильно топить, и так сил нет.

Нечего написать, совершенно нечего. Вроде день прошел, а мы все те же, ночь прошла – прошел прохожий, и чего-то там про знаки Зодиака, сладковатые на вкус… Нет впечатлений, нет мыслей. Надеюсь, когда завтра пойдет Дельта-что-то-йок, будет поинтересней. А то все жрем да спим. Это, конечно, не относится к орлам и орлице, которые сегодня (вчера) к нам вновь присоединились. У них-то было море впечатлений: и ночевка на крыше мира, и Эдиков снежный унитаз, и «красота, которую нашел Нест», и вообще. Хотя Настя, я смотрю, ничего не написала. Может, была занята топкой печи? А может, тоже уже погрязли в курорте наши птицы верхнего полета? Ну, вот уже проснулся, наконец. За 10 минут до конца дежурства. Кто это там все ходит и топором стучит снаружи? НВ завтрак готовит, что ли? В пять утра? Уф, Господи, пошли, пожалуйста, ломовой день!

Коля.

P.S. Добро пожаловать на съемки реалити-шоу «Шатер-2. Ночевка». Присылайте SMS-сообщения участникам, со словами поддержки и советами (без ваших советов они никак не обойдутся), и вы сможете сами принять участие в проекте. Если вас, конечно, не пошлют обратно…

P.P.S. Я бы послал… Отвратительно… Обязательно послал бы.

P.P.P.S. Кого бы послать? Спокойной ночи. Пошли, Господи, ломовой день! Вот, послал – полегчало. Спокойной ночи.

ХХХ

Сегодня (вчера?) был очень классный день. Утром мы пошли в радиалку (предполагалось, что надолго). Мы шли, вышли в какое-то ущелье (куда надо вышли, но я не помню названий). А в ущелье нас нашел ветер. Он дул в спину… Я могла палками вообще не толкаться, меня нес ветер. В какой-то момент мы решили, что все слишком плохо видно, и повернули назад. Теперь меня сдувало назад, это было не очень приятно. Поэтому я задалась вопросом: сколько я вешу? Приеду – взвешусь.

Еще мы сегодня пообедали, переставили шатер, поужинали и легли спать.

А ЕЩЕ:

- Саша Ш. заболел;

- от нас ушли в радиалку наверх Катерина Борисовна, Клочков и Андрей.

Еще я решила, что хочу в горы пешком, и Нестер предложил мне пойти с ними на Алтай примерно на месяц – август и кусочек сентября. ОЧЕНЬ ХОЧУ! Но в конце августа Эстония, а я хотела бы туда съездить с классом… ведь все говорят, что после Эстонии класс становится другим. Вот я теперь и разрываюсь.

Сегодня утром вернулись Нестер, Настя, Эдик и Леша. Очень довольные, все еще уставшие и немного в шоке: выяснилось, что вчера они спустили лавину и сами (естественно) чуть не упали, но, слава Богу, все хорошо.

Так! ПЕЧКА!!! Я и забыла о ней…

Я опять хочу есть!...

А еще я два последних дня вываливалась из лыж, т.е. крепление остается застегнутым, но моей ноги там уже нет. И вот сегодня наконец Леша (не Костин) исправил это. БОЛЬШОЕ СПАСИБО, ЛЕША!

Я хочу грейпфрутового сока и блинов!

Ой как жарко!

Алтай или Эстония?...

Нюшка.

ХХХ

Осознав, что дежурить еще полчаса, а печка горит себе и горит, и ничего ей не надо из перекуса первого рода – ботинки и второго рода – пуховики, я не нашел чего-то лучше, чем заняться (нелепостями???НРЗБР). День сегодня был вломный – и вовсе не потому, что тащились долго, тяжело и голодно. Просто дневка у нас тут с радиальными выходами из шатра на предмет всем известный по утрам после обильного вечернего чая. Ну, правда, шатер переставляли, еду готовили из субпродуктов, но ведь наверх не залезли. При этом там казалось, что делать этого не следует, а тут, в тепле и уюте, кажется, что оно бы и неплохо – померзнуть лицом и пальцами… Ух, не (НРЗБР) такой свет от налобника, ух, ухожу.

(Нюх)

ХХХ

В последнее время хочется только идти. Никакого лагеря – просто идти.

Аня

23.03

Я с самого утра накосячила. Человек-косяк. Человек-неудачник. Человек-лох. Это все я. Такая разнообразная и разносторонняя. Теперь о косяке. Утром воспитала НВ! Вы видали где-нибудь такое? Кто хоть раз воспитывал НВ? Если нет, то, ребятки, не стоит. Это, по крайней мере, тупо – воспитывать воспитанного человека. НВ выкинула соль. Я отпустила такой гнусный комментарий по поводу сего действа. Важно – без злого умысла. Даже сейчас не уверена, что именно это так оскорбило НВ, это самое плохое – ибо такое может повториться, пока я четко не пойму, ЧТО было сказано не так. Белка виновата. Ей стыдно. До сих пор. Прошу экскузе муа, НВ.

=Белка= была здесь.

ХХХ

Начну с хорошего – я заштопал свои бахилы! Я мучился 40 минут при свете фонарика и тепле печки. А теперь…

«Может быть, это все, что останется от меня (ручка не хочет писать). Я, Лев Воеводский, пытался пройти по этому перевалу…»

Но я уверен, что такого не будет! Хотя страшно, ведь я в первый раз в горах, видел лавину только в фильмах. Боюсь. Не хочу. Хочу вернуться домой, к спортивным кроссовкам вместо бахил и скейтборду вместо лыж. И хочу много еды! Поэтому мы пройдем!!!

Лева.

P.S. Super сюрприз from Belka! It’greate (неправильно написал) фишка! Respect всем. КАкАвА решает.

P.P.S. Кажется, я немного выпил… ик. Irish (это тоже с ошибкой) coffee. Оч. хор. вещь. Теплая, вкусная. Вот только я не понял что за фишка в бутылке из-под чего-то у Нестера – бензин, что ли?

ХХХ

Сегодняшний переход не был особо длинным или тяжелым. У меня все время были мелкие проблемы с лыжами: утром я поставил в крепление новую стропу, на озере лыжи отказывались скользить, весеннее солнце, разгоревшееся после, дало сильный подлип. Лагерем стоим, судя по всему, на стандартном месте, где туристы, идущие на перевал, уже вырезали весь сушняк.

День был не слишком тяжелый, но усталость и недосыпание накапливаются. Даже начал есть доселе игнорируемые барбариски. Глаза слипаются, завтра рано вставать. Писать дневник нет никаких сил.

Сережа.

ХХХ

Я был довольно сильно напуган назиданием на тему завтрашнего дня (напомню – это переход под лавиноопасным склоном гор), дошло даже до того, что я всерьез стал подумывать о небольшой такой записи в дневнике, типа «прощайте, я всех любил…» и т.д. Но самое интересное, что, внимательно прослушав сие назидание, я вышел из шатра и на обратном пути из «клуба по интересам» завернул к своему рюкзаку и сделал-таки НРЗБР зажигалку. Вот так. Теперь НВ может гордиться силой своих изречений. Хотя, я думаю, делаю не открытие (не сочтите за лесть).

ЗЫ. Конечно, не забуду сказать Белке спасибо за очень вкусный какао, который получился на удивление густым.

ЗЗЫ. И еще большее спасибо говорю НВ за отличный ирландский кофе и за соизволение дать мне с Левой порцию сего напитка (и добавки). Вообще, я до кофе не любитель. Но это мне понравилось. А привкус спирта оставлял – точнее, оставил – свой оттенок в моем первом знакомстве с И.К.

Прошу прощения за почерк, видимо, обстановка такая, да и ручка, честно говоря, дрянная (то и дело норовила не написать какую-нибудь букву).

Саша Ж.

(В день перекуса 24).

Как всегда, не могу закончить свою писанину «в один заход». Все же, если завтра что-нибудь случится…. (по просьбе автора дальнейший текст не перепечатывается, т.к. ничего не случилось. – прим. редактора). К слову, к таким словам, а точнее – к их написанию, очень подходящая обстановка: за шатром так сильно шумит ветер!

Вот и подходит к концу дежурство, которое длится 45 мин. Желаю хорошего дежурства следующему человеку, разбуженному мной. Хи-хи…

ХХХ

В этом походе тяжело:

1. то, что в первый раз, следовательно

2. слишком много технических недознаний.

3. то, что вставать рано, но это всегда тяжко.

Но в целом – то, где мы НРЗБР перевалом, в котором мы сейчас стоим, стоят того, чтобы не концентрировать внимание на всякой своей технической неуклюжести.

Аня

ХХХ

Ну, наконец-то, я добралась до дневника. Прошлую ночь я не писала ничего, потому что была утренняя дежурная (совмещая дежурство печное и завтраковое – учитесь, пока жива!)

Итак, 22 была дневка.

С утра одни радиальщики вернулись, другие ушли. Ушедшим завидую, но рада за Катерину Борисовну – она увидит-таки, ради чего все это. Пришедшим завидую (как хотела бы быть с ними!) и рада – наконец-то вместе. Вид они, впрочем, имели слегка потрепанный. Настя тихо порадовалась возможности продолжить спать в теплом шатре. Леша К. был непривычно тих и далеко не сразу начал шутить. А друг мой Александр Юрьич напоминал человека с похмельным синдромом: негромко, частями, как бы стыдясь, рассказывал, как оно было. Мое впечатление, что им впечатлений хватило, подтвердилось сообщением, что на этот год радиалок хватит, они с нами до конца. А я и рада.

Попрощались с ушедшими. Обнаружили первого серьезного больного: Саша Ш. из шатра не вышел, сидел у печки, лицо красное, глаза блестят. Температура под сорок. Приняли меры. Оставили его в шатре, Леша К. за старшего, Лева, Саша Ж. и Белка тоже решили остаться. А мы, все остальные, пошли по плану на Чивруай. И ничего не вышло: ветер, молоко, ничего не видно. Изредка видно сзади всякую красоту, а впереди, сквозь белую мглу, просвечивают скальные стенки ущелья. И – ветрище порывами, к счастью – в спину. Я люблю такие вещи (чтобы мрачно, угрюмо, угрожающе – словом, по-настоящему); но не дуриком же в беспонт лезть! Вот если бы нам туда было надо, если бы это был маршрут – другое дело. А на радиалку ходят посмотреть. Что тут можно посмотреть?

Диалог у меня за спиной:

- Слушай, ну хоть сделай фотку на фоне…

- С тем же успехом можно сделать фотку на фоне белого листа бумаги.

И это справедливо. Так что переглянулись мы с Александром Юрьичем, вспомнили, что не взяли ни масок (большинство), ни лавинной лопаты – и отправились вниз. Покатились. Т.е. – кто покатился, а кто и пошел. У меня на лыжи намерз лед, а Рома вообще никуда не скользит, потому что лыжи у него – стиральная доска.

Ну, пробежались по лесу. Недалеко от лагеря встретили Гвоздевскую команду. Раскатали горочку, покатались. Стало совершенно очевидно, что больше нечего ждать от мероприятия, суровости не будет – и перешли просто к приятному провождению времени, сиречь трепотне. Дети работали, в основном по заготовке дров. Накануне пилили и кололи они где-то вдали, звуки оттуда доносились вовсю, а дров не было; взрослые удивлялись и строили предположения о том, куда уходят дрова с секретной лесопилки. На этот раз оттуда же доносились те же звуки, но в результате прибыли в лагерь дикие количества дров, так что Паша даже ругался и пытался эти дрова куда-нибудь выкинуть. Пришли к выводу, что просто у этой лесопилки время развертывания – два дня. Перенесли детский шатер, в связи с чем произошла частичная и временная утрата вещей. (Перенесли – это сильно сказано; во множественном числе справедливо говорить только о разорении старого жилья и распихивании вещей неизвестно куда; а переноску и новую постановку шатра осуществил Паша в одиночку – как понимаю, не от обиды, а в порядке эксперимента).

Вечером у костра пели песни, трепались, шутили. У нас с Лешей К. началась своеобразная бесконечная пикировка. Я делаю вид, что все время его эксплуатирую, а он делает вид, что очень из-за этого переживает («НВ, а вот скажите честно, там ведь много людей стояло у костра, почему Вы опять именно меня послали?»; я окликаю ласково, просящее: «Леша!»; поворачиваются оба; Леша К. грустно так, смиренно говорит: «Э, нет, Леха, если таким голосом, то это меня. Ну, что Вам еще сделать?»).

Потом Леша К. с другом моим Александром Юрьичем попытались отнести меня на руках в шатер: я-то была в лыжах и висела над лыжней, а им пришлось идти по целине. Получилось почти по пояс. Недалеко унесли.

Потом друг мой Александр Юрьич начал рассказывать о том, что он любит сало (возник там какой-то остаток перекусного) не просто так, а потому что он НЕСТЕРЕНКО и ему полагается, на что Рома тут же протянул ему руку и заявил о своем праве любить сало: ХОРОНЖУК. Так и познакомились.

Перед сном посидели в студенческом шатре. Поговорили. Чувствуется, ох как чувствуется несытость этого похода! Да я не про еду!

А сегодня, 23, яркий солнечный день, отличная видимость, а нам и надо-то всего пройти понизу под перевал Эльморайок! До чего же обидно, черт!

Собирались неспешно, с трепом. Искали утраченные вещи. Наибольшие потери у Саши Н.: вчера его пуховка крепко поцеловалась с печкой, ночью выдавилось стекло из фонарика, сегодня куда-то исчезли перчатки… И у меня было чудо: исчез чехол от маленького топора. Все перебрала по штучке. Нет. Отошла в смиренной печали. Возвращаюсь – лежит чехол, как всегда тут лежал… А потом и Нестеренковские перчатки оказались в кармане его же полартека. Явно, духи Сейдозера с нами шутили. Жаль, не восстановили прожженную пуховку.

В ход пошли баночки. Вспомнили рекламу про «сколько нужно баночек девушке…». Стали рассуждать о половой принадлежности лыж.

Коленька: - Нет, если бы лыжи были женские и мужские, я бы предпочел мужские. С ними все просто. А женщины – с ними же всякое бывает. Начнут кокетничать со мной или другими мужскими лыжами…

Эдик: - Что кокетничать! ЛОМАТЬСЯ начнут!

Коленька: - А представляешь, если ехал на мужских лыжах, одну сломал, а манюня – женская? Это ж какой ужас будет!

Потрепались, собрали забытые вещи. Пошли – через лес, через озеро. Сегодня оно совсем другое. Солнце, холодный ветер, наверху синь располосована перистыми облаками. Видно ВСЕ! Как хорошо сегодня тем, кто наверху!... А мы просто тупо шли. Но большего и нельзя, у нас уже трое больных: Саша Ш., Вика (которую больное горло достало так, что она непривычно тиха в действиях) и активно кашляющий Лева. Прошли озеро. Эдик сумел помыть лыжи в какой-то промоине. Долго рассматривали Куйво-скалу в поисках черного человека (вспомнили легенду, рассказанную нам в прошлом году мужиками с тепловоза, про то, как саамы взмолились духам и те испепелили врага, и теперь его черный силуэт виден на скале). Проводя «воображаемые линии», какие-то черные пятна и полосы на скале сочли тем самым человеком (остальное, дескать, под снегом). Паша, правда, утверждал, что он там видит не человека, а автомат Калашникова. А Рома и вовсе интересовался, что у нас такое в перекусах, отчего у нас глюки. Он же чуть спустя нашел настоящего человечка, без всяких воображаемых линий – на той части скалы, что смотрит не на озеро, а на Эльморайок. Ничего особенного. Маленький, черненький.

Шли, шли. Солнце. Обсуждали перекусы. С ними и впрямь надо что-то делать, они какие-то женско-детские: сластей и сухофруктов много, а с основной частью – просто как в насмешку. Снова зазвучала любимая идея Саши Н.: брать с собой аминокислоты, лецитин и глюкозу. Большая экономия в весе. А если еще внутривенно вводить – то никаких затрат на пищеварение. Три капельницы в день – и порядок.

Наконец добрались до края зоны леса. Это уже и лесом-то не назовешь, лесопарк какой-то. Березнячок реденький, ели, елки и елочки – и практически никаких сушин. Да тут еще друг мой АЮ сбегал вперед и пришел опять смущенно-встревоженный: посмотрел я, говорит, где нам завтра идти. «Ну и что там?» - спрашиваю. «А Вы сходите сами посмотреть». Сходила. Выглядит устрашающе: такие могучие и длинные козырьки висят над ущельем, что просто козыри. Козырные тузы. А у нас супротив них – так, шваль всякая… И туда нам завтра идти?...

Внутренне дрожа и сохраняя внешнее спокойствие, решили ночевать в одном шатре (и с дровами проще, и собирать легче с утра вещи, и последнюю ночь проведем все вместе – правда, Эдик с Коленькой отделились в палатку), вечером всерьез подготовить детей, а с утра пойти пораньше – и будь что будет.

Костровая яма в этот раз была самая глубокая – просто в рост, мой, по крайней мере. На дне копошились дежурные. После ужина еще позанимались дровами. Огромная сушина, внутри гнилая, а по краю довольно толстая полоса нормальной древесины. Ее пилили (Сережа, Настя, Нюшка, Коленька), а Рома и Саша Н. откалывали годные части. Оба Леши и я стояли рядом, травили байки и делали вид, что мы – комиссия, не позволяющая этой лесопилке тоже стать секретной и поставлять дрова налево. В результате дров оказалось раза в два больше, чем надо. Спокойно можно было ставить второй шатер и не мучаться сейчас в тесноте и духоте!

Перед сном сварили у костра кофе по-ирландски, а Белка в шатре – роскошный шоколад. И залегли. До дежурства я втиснулась между Аней и Настей. Они застонали, но стерпели. Настя у печки не дежурит. Куда я лягу теперь? А, на Нюшкино место. Но вообще – бардак, как говорит друг мой АЮ.

В общем, поход превратился в базар. Для детей – интересно, иногда трудно, все внове. Для нас – прогулка в Летнем саду на пруду. У радиальщиков хоть немного суровости было… Правда, такой, что второй раз не пошли…

Ну ладно, есть и у нас шанс завтра. Может, там действительно круто? Саша решил, что пойдем не по долине, а по языку. Там тоже нужна осторожность (достаточно узкий, насколько видно отсюда, проход между двумя козырьками), но быть над лавиной все же приятнее, чем идти под. Смущает меня одно: как нам туристы разрешили выход через этот перевал, если тут такое бывает? Ладно, завтра все будет ясно. И еще с погодой непонятно. Она, похоже, меняется: резкий ветер снаружи. Пасмурно еще полбеды, сегодня насмотрелись на красоты, а если ветер? Видимость?...

Ладно, посмотрим.

А сейчас я блаженствую. Место дежурного в этот раз лучшее (мое коронное, в ногах за спиной дежурного, занято двумя больными и Лешей П. в качестве пристеночного изолятора; им и втроем там не тесно; как же хорошо было там мне одной!): можно лежать на спине в полный рост.

НВ

ХХХ

Я наконец зашила свои штаны!

Сегодня мы шли немало километров, зато по простой дороге. Но я почему-то очень устала.

Мне очень не нравится, что каждую ночь ручка не пишет!

Я просто боюсь думать про завтрашний переход: перевал (наверх-вниз) плюс еще по дороге. Я просто не представляю, как это одолею.

Сегодня было много вкусного. Я пару дней назад сказала, что в поход надо брать маленькую баночку варенья (малинового). И сегодня Леша К. меня зовет: иди скорее к нам… Я подумала, что что-то надо сделать, прихожу, а мне говорят: закрой глаза, открой рот – и суют в рот ложку МАЛИНОВОГО ВАРЕНЬЯ!!! Есть в мире счастье! Спасибо Насте.

Потом вечером был кофе по-ирландски и еще какао.

Но завтра…

1. Я очень боюсь вообще, т.к. тяжело и т.п.

2. Я боюсь лавин.

Вчера Нестер немножко рассказал, и я поняла, что я жуткая трусиха.

Нет, 45 минут – это мало! Ну, ничего не поделаешь.

Нюшка.

ХХХ

Последняя ночь в шатре. Завтра – снежные козырьки с двух сторон и неизвестность. Что там за углом на этом перевале? Ну, а пока тут тепло и немного сыро по стенкам.

Завтра ночью на вокзале будет по-другому. Увидим.

Леша Костин.

ХХХ

Странный день, еще один странный день. Сколько их еще будет в моей жизни? День, за который вроде бы ничего и не сделано, но сил потеряна жуткая уйма. М.б., из-за плеча, которое вдруг стало ныть, а м.б., из-за ощущения того, что делать ничего особо не надо. И это «не надо» и означает, что все можно кое-как – кое-как идти, кое-как отдыхать, кое-как думать. Такая вот достаточно мерзонькая рутина, без которой, однако, никуда и не дойти. А может, эта рутина из-за усталости, медленно накопившейся все-таки, несмотря на обильную пищу и несложный маршрут. И уж не от нее ли постоянные газы в кишечнике?!

Сегодня не хотелось уходить с обжитого места. Причем не так, чтобы сознательно не хотелось, а как-то косвенно: не собирался рюкзак, плохенько мазались лыжи, неспешно терялись вещи…

…но раз засунутое в печку бревно моментально загорается и нужно засунуть его до конца, а раз начатый маршрут нужно до этого конца пройти. Так что… Завтра, наверное, будет интересно. Подождем.

А еще я тут обнаружил интересный акустический феномен: когда ходишь по малой нужде, то все, что кажется таким громким снаружи, совсем не слышится внутри. Интересный эффект. Оказывается, диаграмма направленности бывает не только у антенны, но и в таком простом случае, как падение струи на рыхлую звукопоглощающую поверхность. Хорошая тема для диссертации, наверное…

Из сделанных открытий можно отметить еще то, постановку шатра можно без особых усилий производить в одиночку, что не сказывается на качестве полученного продукта или, как выражается Леша Костин, общественного блага, даже такого, каким для всех нас является наше скромное полевое пристанище.

ХХХ

Та же ночь.

Костин – звезда сегодняшнего (этого) похода. Наболело. Об остальном не так сильно думается. Ну почему же нужно спать на спине, когда в шатре места даже на Тюпу не сыскать?! Это очень плохо и неуважительно по отношению к другим. 1 спина Костина = 3 бока человека. Черт! Я перед последним перевалом невыспавшаяся, болит плечо и настроение вместе с настроем ниже прожиточного минимума. Я зла.

Еще одно. Мы дежурим с 23.30 до 6.30. Итого – 7 часов. Дежурим по 45 минут. Дежурящих – 15 (минус два больных). Получается, что 13 человек отдежурят 9 часов 45 минут. Последние два – я с Вкусняшечкой – выходит, что не дежурим. Как же так получилось? Очень неудачненько.

Шоколад удался. НВ сказала много приятных, важных слов. Видимо, за утро – простила.

Сейчас ожидается быстрая каша. В смысле быстрого приготовления и быстрого съедания.

Мысли дельные все раздавил Костин. А говорить лишь их остатки как-то нелепо.

Люди в шатре очень симпатично храпят и сопят. Саша Ш. повернулся на живот и очень широко улыбается.

Скоро идем, и я снова буду в конце, потому что не сильная. Зато потом там – на той стороне перевала – нас что-то ждет, я точно знаю.

=Белка= была здесь.

24.03. – 25.03.

Сидим на вокзале в Оленегорске. Тут же ночевали.

Вчера был долгий, тяжелый день. Мы встали, поели, относительно быстро собрались и пошли. Поднимались наверх: сначала очень полого, а потом… Мы поднимались траверсом по достаточно крутому склону. Все бы ничего, поднялись бы, даже почти не заметили бы. Но (это, конечно, правильно, но страшно) нам было сказано: руки вынуть из темляков, Поясники и грудные стяжки расстегнуть, не разговаривать громко, лавинные шнуры выпустить. Меня это ТАК напугало! Ужас!!!

Я шла четвертой, поэтому еще долго сидели наверху, ждали всех, ели. Потом пошли дальше наверх, уже не траверсом, просто так, и без всех этих предосторожностей. И тут я обнаружила, что мазь с лыж стерлась окончательно и я еду вниз и только вниз!!! Я шла, мучалась, отскальзывала и т.п. Потом сняла лыжи и пошла пешком. Так доверху пешком и шла.

Зато вниз как здорово было ехать! СУПЕР!!! Мне очень понравилось (перед этим мы еще апельсинами подкрепились). Только обидно, что мало! За весь поход только один спуск, безобразие! (Нет, был еще один, но пешком).

ОБИДНО, что:

1. поход кончился.

2. мало спусков.

3. следующий поход будет только через год.

Мы спустились с перевала в рудник и там, в столовке, просидели 4 часа в ожидании автобуса.

На автобусе приехали в Оленегорск, на вокзале сидели, сидим и еще час сидеть будем.

А столовые очень хорошие! И в руднике, и в Оленегорске.

Нюшка.

ХХХ

Подержала дневник в руках 10 минут. Написать ничего не получается. События все улеглись друг за другом и не требуют вербализации.

Думается, главный интерес в этом году в детском дневнике.

Настя.

ХХХ

Козырьки, козырьки… Ну, покувыркались с лавшнурами на склоне, ну пообщались жестами… И покататься не удалось особо. Чуть вниз – и уже рудник. Хотел написать вчера, больше было мыслей и всего прочего, да как-то не удалось.

Через полчаса поезд, ночь на вокзале прошла, а что в памяти остается?! Вчера в какой-то момент стало понятно все-таки, что не надо в город. НЕ ХОЧЕТСЯ. Хоть и не хочется яблочного сока в последний день и нет других привычных послепоходных ощущений (исключая, конечно, опухшее лицо) – несмотря на все это, поход удался. Удался хотя бы потому, что я два года до этого, по сути, никуда не ходил, потому что это была неделя с ощущением независимости и всякими другими ощущениями.

Хорошо, что это случилось.

Пора собираться.

15 минут до поезда.

Леша Костин.

ХХХ

Утро на вокзале.

Спала, будто на плоской плоскости. На полу! Косточки чуток ломит, горло щекочет, но внутри отличненько!

Вообще все отлично.

Тут есть столовая. Хуже, чем на руднике. Люди там злые. Понятно, конечно, что у них там пересменка, все дела, но нужно быть гостеприимней.

На улице стоит собака. Лицо бультерьера, а по форме тела и морды – обычная дворовая. Так смотрела на меня. Жутко. Обвиняющее.

Ряженки и кефира будет мало. Но на ряженке муравьиные Белки – белкИ. Такая вот утренняя радость.

Детективы про Венецию с физическими терминами. Время скоро на час вперед. У многих плеер – ненужная штука.

Вспомнила про темные пятнышки на потолках автомобилей: шестерок – девяток. Если в них всматриваться, пространство объемляется. Потолок становится двухъярусным. А если бы эти точки еще могли расширяться, то они были бы похожи на амеб. Когда дотрагиваешься, точка стягивается в свою привычную точечную форму. А так, когда к ним прикасаешься, то потолок снова становится однослойно-привычным.

Снилось, будто я падаю в ямки. На пенке-самолете.

А еще неприятно фыркать носом.

Купила карандаш «Конструктор» за 2 рубля. В городе таких цен нет.

Буду в электричке (вагоне) зарисовывать запомнившиеся пейзажи. Особенно тот, что оставался сзади на последнем перевале. Надеюсь, что получится так, из памяти, а не по фотографиям.

И почерк у меня какой-то не мой.

И читать все написанное (это) будет навряд ли интересно.

Готовность 6 минут.

Я еще не домотала пенку.

А белка моя – бобер, хомяк, Чип и Дейл, а также теперь и Кенгуру. Это вам не печень!

=Белка= была здесь.

ХХХ

Вот мы и в поезде. Становится жарко. Но не так, как тогда в шатре!

А и пакостная же была погодка в последний день! И это, пожалуй, была главная его особенность. Пасмурно, мокрый снег с дождем. Поначалу, пока шли до взлета (до подъема на язык), я сдохла. Задыхалась на любой скорости. Ребята меня даже разгрузили. Подъем оказался совершенно несложным, но мы исправно исполнили все задуманное: траверс в полной тишине, лавшнуры, расстегнутые ремни. Я, как всегда, замыкала, и у меня было два развлечения. Во-первых, размышлять о странном физическом явлении. Начинают все движение вверх равномерно, держа дистанцию. Но в некоторый момент видно, что первые идут не останавливаясь, а последние почему-то уже полчаса стоят на ветру, на дожде, и мерзнут. Где происходит торможение? Саша Н. потом сказал, что народ запутывался в лавшнурах.

А еще я впервые наблюдала, как развиваются отношения Леши П. и манюни. По Леше, по-моему, кинематограф плачет. Немой – ибо не дай Бог услышать (мне, с моей любовью к ненормативной лексике), что он этой манюне говорил. Я-то давно привыкла, что у всех разворот на склоне на два такта, а у меня на четыре (откинуть манюню, разворот, еще раз откинуть манюню), но для Леши это явно в новинку. Какое у него было лицо! Хихикала я тоже тихонько, дабы не попасть под горячую руку.

А еще были – Ловозеры. У нас за спиной. Мы уходили, как бы отплывали, а они оставались в своем настоящем мире. В этом году они не впустили нас в этот мир. Мы не заслужили. Но – хоть сейчас, напоследок – показали нам его. Чтобы мы не забыли вернуться… Тяжелые, мощные – и одновременно гармоничные хребты в серебристо-сумрачном свете, кое-где отблескивает льдом и свинцом, и небо над ними – и тяжелое, и высокое… Чувство собственного достоинства. Вот, наверное, чем так горько тянет меня к себе этот мир. То, чего почти не осталось в нашем, городском. Мы суетимся, демонстрируем себя, что-то кому-то доказываем, нам важно, что о нас подумают, мы мелочны и тщеславны. А этим горам неважно, кто и что о них думает. Они полны собою. Они самодостаточны. И если они принимают тебя – это знак доверия, знак уважения, знак, что и ты чего-то стоишь.

А сейчас – мы уходим. Несолоно хлебавши…

На подъеме – подлип, на спуске – подлип. Нюшкин парафин немного помог (лучше, чем свечка). Спуска, по сути, и не было – минут 10 ехали вниз. И не очень круто. По сторонам – мокрые черные стены, очень высокие. Табличка: «Государственный заказник Сейдозеро. 5 км». Впереди – серый, грязный рудник, выглядит, как нежилые развалины. Все грязное, обшарпанное, по такой погоде – вдвойне.

Кстати – я все время говорили «рУдник», с ударением на первом слоге, как горняки (как моряки говорят «компАс», а физики – «астрОномы»). Все смотрели на меня с удивлением, но никто не рискнул ни спросить, ни поправить. Так уж верят в мою непогрешимость? Или боятся указать мне на ошибку?

Сперва случилась суета: поедем в Ревду – нет, пообедаем здесь – нет, в Ревду – ой, автобус уходит, бежим! И все это на фоне ошеломившего меня звонка Кате Клочковой (мы договорились держать связь через Питер): автобус, сообщила она, придет за нами НА РУДНИК к ВОСЬМИ ВЕЧЕРА! А мы уже здесь, а на часах – половина четвертого! Какая тут Ревда! А главное – почему вдруг здесь? Почему в восемь? Что нам до этого делать? Перезвонила шоферу – все так. Разозлилась. Но делать нечего – пошли в столовую, которую до этого разыскали Аня и Нюшка.

Столовая ожиданий не обманула. Чисто, вкусно, недорого, сытно, уютно, вполне приветливо (они уже закрывались, но нас покормили и даже разрешили посидеть в предбаннике в тепле в ожидании автобуса). Просидели, играя в разные интеллектуальные игры (включая преферанс), еще раз поели – и погрузились в автобус, к которому как раз подошли и наши радиальщики. Вчера им повезло, а сегодня они исправно боролись с погодой и дорогой при полном отсутствии видимости. А Шурка еще и больной совсем.

В автобусе ехали долго и молча. Было очень жарко. Все спали.

Ну, а потом – Оленегорск. Все знакомо. Покидали вещи. Белка написала список продуктов в поезд. Мы (Саша Н., Леша К., Рома, Нюшка и я) ушли в город за покупками. Пошлялись по магазинам, выпили вожделенного пива, потрепались. Вернулись – а все уже спят. Тогда мы сходили еще в столовку, объелись напоследок – и тоже легли спать.

Ночь прошла спокойно – по крайней мере, я спала до того момента, когда меня разбудила Катерина Борисовна. Было уже 7 утра. Позавтракали. И в 11 сели в поезд.

Вот, собственно, и все. Кроме того, что здоровых в нашей компании осталось совсем немного. Я хожу по вагону из купе в купе и заставляю всех полоскать горлы, принимать микстуры и прочую химию. Народ пока почти не бунтует. Только Леву, похоже, гадостная микстура от кашля достала вконец. По крайне мере, когда я ее очередной раз приношу, он жалостно стонет, а его соседи по купе (посторонние люди, с которыми Лева и Саша Ж. на удивление быстро закорешились) весело смеются.

Мы с Лешей К. Продолжаем свои игры.

Я: - Ох, Леша, золотой ты человек! И как ты меня терпишь эти восемь дней?!

Леша: - Да, НВ, а раньше я Вас просто терпеть не мог!

Вечером попели песни в нашем купе. Вполне душевно. Хотя ощущение «недоедания» крепнет.

Вчера вечером, в столовке, зашел какой-то странный разговор. Дескать, зачем, НВ, Вы ходите в походы. Этот вопрос – кем-то высказанный или просто в моей голове – встает передо мной часто. И каждый раз я пытаюсь на него честно ответить.

Как же в этот раз?

Во-первых, для того, чтобы показать другим людям (условно – детям), как устроен мир. И каждый раз я вижу, что в этом есть толк. Они, по крайней мере, научаются пересиливать себя, видят, что на самом деле у них больше сил, чем они думали. Так получилось и в этот раз.

А некоторые из них еще и видят этот самый мир, понимают, как он прекрасен, и счастливы этим обретением и утратой.

А некоторые понимают и еще какие-то очень важные вещи об отношениях между людьми – и тогда потихоньку из разряда детей переходят в разряд друзей.

Но это все альтруизм. А зачем же Я хожу в походы? Почему мне так важно, чтобы они были трудными, вломными, экстремальными? Может, потому, что только в этих случаях у меня возникает ощущения полноты и полноценности бытия, его безусловной осмысленности?

Что-то мне кажется, что это вопрос – о смысле жизни. На него можно дать кучу ответов, и все они никому не нужны, кроме отвечающего, да и для него верным окажется только тот ответ, который он не оформит в слова.

НВ

26.03

Уже совсем скоро приедем…

Вот все и кончилось.

Это ощущение преследует меня уже два дня.

Я ХОЧУ ОБРАТНО!!! Я не хочу в город! Я не хочу в школу!

Какой кошмар!

Мы больше суток едем в поезде. Я, вместо того, чтобы учить историю, очень много спала и ела. Нормальные люди играли в преферанс, а я даже это проспала! Зато выспалась, можно учить историю оставшиеся два дня…

Еще целый год ждать следующего похода! Зато мне было обещано, что в следующем году будет больше спусков!!!

Я вот думаю, успею я еще этой весной покататься на лыжах (или хотя бы на доске)…

Все сидят, чем-то занимаются. Нестер и Саша Ш. обыгрывают мой телефон в шахматы…

Все подъезжаем.

Теперь точно все кончилось.

Нюшка.

А вот и нет! Еще не все кончилось!

Было еще ДТП – но об этом шепотом, отдельно.