Март – 2003

Маршрут: ст. Имандра – оз. Пайкуньявр (в обход Маннепахка) – пер. Сев. Лявочорр – пер. Обманный – р. Кальок – пер. Намуайв – долина р. Каскас – долина неведомого ручья южнее Юж. Рисчорра – пер. Сев. Рисчорр – пер. Кукисвумчорр – Кировск.

22 – 30 марта.

 

Участники:

Маша Ярош – выпускница Аничкова лицея (2000), студентка  

Настя Коваль – выпускница Классической гимназии 610 (2001), студентка филфака СПбГУ;

Наташа Вартанян (Наталья Иосиф-Феликсовна) – выпускница физико-математической школы 239 (1976), преподаватель математики в Гидро-метеорологическом институте СПбГУ;

Саша Чиняков – выпускник Аничкова лицея (2000), студент матмеха СПбГУ;

Саша Нестеренко – выпускник Классической гимназии 610 (2001), студент биофака СПбГУ;

Олег Тарасов – выпускник Аничкова лицея (2001), студент биофака СПбГУ;

Эдик Шагал – выпускник Аничкова лицея (2000), студент ИМОП СПбГПУ, дизайн;

Коля Быков – выпускник Аничкова лицея (2000), студент физфака СПбГУ;

Леша Костин – выпускник Аничкова лицея (2001), студент Финансово-экономического института СПбГУ;

Паша Анухин (Нюх, (..)) – выпускник Аничкова лицея (2000), студент физфака СПбГУ;

НВ (Нина Валерьевна Гущина) – учитель литературы Аничкова лицея.

 

День первый.

23.03.

Сегодня, как всегда, началось с утра. Примерно около 7 утра. Наступило утро, которое заключалось в том, что то в одном, то в другом окне поезда выползало солнце, пока наконец не появилось во всех сразу, но все спали, или почти все, и лишь некоторые самые отъявленные негодяи смели громко заявлять проводнику, а также другим пассажирам, что у них не сливается, даже если 5 минут нажимать на педаль. Впрочем, проводник тоже был не лыком. И тоже мог кое-что заявить про всех, его окружавших. В общем, это было одним из немногих удручающих обстоятельств сегодняшнего утра, если не считать того, что место, на котором я вроде бы как спал, было немедленно оккупировано незваным непонятно кем, стоило лишь мне оттуда уйти. Ну, то есть, в поезде было, как обычно, весело, как обычно, бахилы и лыжи, преферанс и сушеные макароны, чай из пакетиков и остатки вчерашнего пива.

Но вот стало приближаться заветное число. Сначала оно было годом основания Москвы, потом постепенно стало 16, потом 17, ну а потом мы вышли. Кроме нас вышло еще не меньше 5ти, а то и 6ти, но мы были единственными, кто знал, куда ведет бараний след, а потому пошли по нему дальше всех и стали лагерем. Лагерь – это шатер, костер, несколько то тут, то там воткнутых лыж и большая куча всякой всячины, главной из которой была соль, которой оказалось не меньше четырех в чай и кашу. Потом был глинт, а то, что было потом, будет дальше.

Да, не очень связно получилось. Трудно вообще связно думать и писать, когда какие-то 30 часов назад приходилось ходить по городу, что-то покупать, гоношиться, а теперь лишь лесотундра на многие мили вокруг, шум поезда - да северное сияние над головой. Слишком сильный контрастный душ получается, а вот думать, наоборот, не получается.

                                                                        (..)

 

ХХХ

Вот и началось то, что происходит с нами раз в году. Людям нужна точка отсчета, некий способ отмерения времени, своеобразный ноль. Для большинства наших сограждан, воспитанных антирелигиозным строем, этим является Новый год, для буддистов – буддийский Новый год, а для евреев – еврейский. Для меня же этим, пожалуй, может быть назван поход. После Хибин возвращаешься в совершенно новую жизнь, а начало этого перерождения началось вчера…

Нас провожали друзья, родители, дети, кого по очереди, а кого и все сразу – причем в самых несуразных сочетаниях. Поезд тронулся, а они остались. Мы поехали на Север – но сначала на Восток. Этим сначала оказалось семьдесят прискорбных километров до Мги, когда не только льгот, а и просто входа нет, и выпив пива с провожающими, становится не по себе.

Первым сколько-нибудь приметным событием оказалась, естественно, греча, которую, сопровождаемую моим истошным криком «Коля! Идиот!», сбросил с третьей полки Костин. В итоге греча порвалась и утекла в рундук, Костин обиделся на «Колю», Коля – на «идиота» и все втроем на меня, который, собственно, в итоге и собирал эту гречу.

«Не лузгать!» – вскричал Нюх и ударил кого-то по руке. Из руки вылетел изрядный кусок стеклоткани и отправился вниз. «Я же говорил – не лузгать, оно распускается», - уже более мирно разъяснил Нюх, смазал стеклоткань эпоксидкой и приклеил к лыже.

                                                      Эдик

 

ХХХ

Это вечер 24-го (первый, он же нулевой день).

Наконец-то ОНО началось, это очень хорошо. Долго-долго в городе ждал, когда же начнется лес. Так комфортно не было уже давно, вот ведь штука. Конечно, как всегда, в короткий период, примерно с 19.00 до 23.00 первого дня, закрадывается мысль типа «что это вообще я сюда поехал», «никогда больше» и т.д., но это, к счастью, уже прошло, и теперь все хорошо и круто!

                                                         Саша Н.

 

ХХХ

Сегодняшний день был в основном в поезде, а День начался примерно в половине седьмого вечера, когда в поезде он начался примерно на 11 часов раньше. У меня было опасение, что поездное разложение под воздействием высокой температуры, духоты и ничегонеделания повлечет за собой проблемы в процессе хода/постановки лагеря. Однако все прошло нормально. Еще сегодня был день рождения Олега, поэтому каждый член команды вышивал свой след на подарочном мешочке и вечером сделали глинтвейн.

Непонятно, но люди как будто не хотят спать, что-то обсуждают, хотя уже половина второго ночи. «Кто там под окном» и прочие «Что, спать?» (Л.К.). Я не буду тут стенографировать беседу, она не особо содержательна.

А завтра, через примерно 5 часов, нам предстоит идти, идти, идти и еще раз (а может быть, много раз) идти по «Ленобласти с видом на горы», чтобы пото-о-ом…

                                                         Саша Ч.

 

ХХХ

Внезапное осознание:

-         мы с горой лыж у путей;

-         рыжая собака с рыжими же глазами;

-         клочки оттаявшей земли, с мохом, с сухой пушистой травой, от которой пробуждается желание побывать здесь летом, в зелени;

-         снег, там, где он есть, подлый и неожиданно исчезает прямо из-под лыж;

-         нас много, когда мы все собираемся вокруг костра;

-         мы неуемно живые, впрочем, иначе и быть не могло;

-         у нас просторный новый шатер;

-         мы спим, и нам снятся сны.

И еще – не ошибусь, если скажу, что стоит ехать в Хибины хоть только ради этих 40 минут у печки, 40 минут согретого покоя.

                                                                  Настя.

ХХХ

Три часа ночи. Т.е. уже понедельник, 24.03. В поезде на этот раз было и без приключений, и без мучений. М.б., потому, что никогда еще не было столько дел оставлено на поезд. Я, например, сшила бахилы с нуля. А еще мы с Наташкой ходили в гости к Татьяне Лялиной… Все-таки не бывает, чтобы в это время в этом поезде никого не встретить. Одно было плохо: ночью я плохо спала. С нами в вагоне ехали какие-то коробейники, сборная команда из бывших республик, и вот одна молодая женщина из Харькова и один немолодой мужчина «кавказской национальности», выпив водочки, вели беседы о жизни и флиртовали у меня прямо под ухом. Причем дама все время хотела слушать музыку и сообщала, что Шевчука она «прямо обожает» и что ей совершенно необходимо с ним познакомиться, чтобы он научил ее, как жить дальше. Временами она принималась подпевать ему от всей души… В середине ночи мы с Машей поменялись местами. А с утра весьма скандальная пожилая чета, закатив скандал проводнику, нас не обидела. Я проснулась от ругани – и естественно решила, что это в наш адрес. Оказалось – ругают проводника, причем не только за то, что в сортире не работает спускное устройство, но и за то, что Паша хотел попить чаю, а в титане не было кипятку. «Думаете, дети едут – так и убирать не надо?! А ведь это наши дети!» Дети – это мы.

В Имандре, как всегда, вышла вместе с нами куча групп. И совсем нет снега: мох, лед, камни. Этого мы и опасались, наблюдая из окна поезда огромные водные пространства… Ну что ж теперь поделаешь. Зато на этот раз мы имели вид старых полярных волков: отошли от станции позже всех – и всех обогнали. Стоим почти там же, где в прошлый раз. Странное чувство – ходить за лапником к знакомым елочкам… Новый шатер – отличный, места в нем гораздо больше, чем в старом, только мы еще не научились им пользоваться, так что по-прежнему

тесно. И форточка в потолке чудесная, только вот стенки страшно отпотевают. Зато лагерь ставили всего 1 час 40 минут! И не страшно, что и в чай, и в кашу сегодня пошла двойная порция соли – зато был глинтвейн, и день рождения Олега, и – пусть слабое – северное сияние. К тому же, эта соль дала повод к новым шуткам. Я вспомнила, как, увидев на каких-то конфетах надпись, что в их состав входит «улучшитель качества», народ решил, что необходимо изобрести еще пищевую добавку «увеличитель количества». И мы обсуждали, как ее изобретение изменило бы многое в нашей жизни: в поход можно было бы брать всего по чуть-чуть. Не только еды, но и вещей, и даже участников. Причем можно все совсем бросовое и никудышное. Приезжаешь, добавляешь сперва улучшитель качества, потом увеличитель количества... Ох, как жарко! Это все потому, что снаружи с трудом минус, а прямо передо мной – раскаленная печка. А топить слабее боязно – тогда шатер сильнее потеет.

Когда мы вышли из поезда и закурили, проводник посмотрел внимательно и сказал: «Что-то у вас у всех беломор какой-то странный». На наши возражения реакция была очень спокойная: «Не в моем вагоне – и ладно».

                                                                      НВ

 

ХХХ

Я очень рада, что я снова в походе. Завтра будет первый целый день, так что можно считать, что поход еще не очень-то и начался, но, по-моему, уже очень весело. Может быть, все началось с того, как в поезде не могли найти 11ый рюкзак (Наташин), или с того, как, уже поделив курагу, мы с Колей пытались и два мешка грецких орехов поделить на 55 кучек… или с того, как Леша, спасаясь от жары в поезде и изрядно надоевших ему нас (Насти, Коли и меня), попробовал спать сразу на двух верхних полках – поперек… Причем мы-то считали, что Нине Валерьевне повезло и она-то уже давно спит.

Днем мы тоже спали, что-то шили или немного чего-то учили. Это был день рождения Олега. Потому на завтрак был apple-pie и потому в ходе подготовки подарка к состоянию дарения почти всем было «не начать» и «не кончить» вышивку. Вечером, после пересоленной гречи, гречневого чая, просто соленого чая и чая получше, был сделан глинтвейн и Олегу поручено разливать его по 300 граммов (а не миллилитров). Нина Валерьевна, поздравляя Олега, сказала, что она в первый раз в жизни (в чем-то) уверена, и мы видели северное сияние.

Все продолжилось в шатре, где Коле не повезло с подушкой (его не устроили ее умственные качества), Наташа получила место под окошком и с глазами (глазом) как раз в том месте, куда плюется негасимая свечка, Нюх может собирать расползающиеся подушки, а мы в спарке можем лежать, как три фараона, у которых вместо канопов, правда, бахилы.

                                                                                   Маша

 

ХХХ

За одни сутки пути, конечно, голова еще не полностью очищается от городской шелухи забот и дел, но переключение уже свершилось, ура! Сколько же лет назад я была здесь последний раз, 20 или больше? Уже и не помню, да не очень-то и важно. Лет 15 назад отдала почти все снаряжение, думала, и не понадобится больше. Оказывается, и со мной еще может случаться поход в Хибины, да еще в веселой компании.

Сегодня день предпервый – только-только из суетного и жаркого поезда, занятого по традиции шитьем и перепаковками, только пару шагов сделали в лес, встали уже в темноте. А пока шли в сумерках, из-под самых задников вспыхивали на каждом шагу неяркие светящиеся пятна, впервые такое вижу. Чуть потемнело – и пропали. Ставили лагерь – было пасмурно, потом как-то очень быстро растащило облака и посияло нам северное сияние – Олегу к дню рождения. Потом снова затянуло, но даже через облака просвечивала полоса сияния. Такая вот встреча.

                                                                       ВН (Наташа.)

 

ХХХ

Вот и начался мой первый (sic!) Хибинский поход. Правда, события вчерашнего и сегодняшнего дней мне дали пока мало представления о том, что нам предстоит: погрузка в поезд № 22 (или там он был еще 21?) на Московском вокзале, сутки в поезде, выгрузка по-быстрому – все это давно знакомо, даже поезд (по богатому беломорскому опыту). Хотя тот факт, что наш третий вагон оказался не в противоположном конце платформы, приятно удивил.

В поезде – пошив бахил, доделывание лыж… Мы с Нестером и Нюхом сделали попытку расписать пулю, но потом решили, что шитью это мешает. А бахилы надо было дошить. В поезде было еще несколько туристических групп, но они все пошли от Имандры в противоположную от нас сторону, всего одна группа шла впереди нас, но мы ее быстро обогнали. А потом был вечер, и постановка лагеря, и добыча дров, что оказалось делом несложным, и глинтвейн. Большое всем за него спасибо, и за замечательный подарок на день рождения – МЕШОК для чего-нибудь. Вышитые на нем инициалы участников похода я долго разбирал. Особенно сложно было отличить АК (что означало Алексей Костин) от АН (Александр Нестеренко).

5.25 утра, я пошел будить Лешу, а вставать нам в 7.00.

                                                                    Олег.

 

ХХХ

И вот что любопытно: разбудив меня, Леша К. (или просто Леша – слава Богу, в этом походе, кроме double Саши, - никаких дублей) ткнул мне в лицо часы и с интонацией, характерной для человека, который хочет, чтобы слова его глубоко засели в подсознании vis-a-vis, произнес: «Сейчас 5.50, дежуришь до половины седьмого»; но кому я должен передать дежурство, если в момент написания этих строк уже не только первый утренний дежурный Эд покинул сей кров, но и второй – Нюх – роется в недрах бахильной кучи с явным намерением поступить так же, а передать вроде как надо, иначе – непорядок.

С ужасом перечитав написанное и убедившись, что предложение, раз начавшись, не желает заканчиваться, а все вьется, обрастая запятыми, тире и прочей мишурой (последний синтаксический… даже не знаю что, получился вообще непреднамеренно)…

А мимо нас ходют и ходют (все с Вологды народ).

А еще мы любим шутить: «Яка держава, такий и теракт».

Или еще вот (тут меня отвлекли и вовлекли в дискуссию): «Глагол, отвечает на вопрос «что делаем», оканчивается на –ым».

А еще был белый черный дядька в поезде.

И странная преподавательница русского и литературы из Харькова…

В поезде вообще было не кисло. А главное – теперь у нас есть Маша Ya или просто Маша. Некисло обеспечено wherever и forever (Так: я считаю, что это последняя закладка дров – не потому, что их больше нет, а потому, что мне больше лень ждать, пока прогорит).

А вот глинтвейн был знатный, и корнями своей родословной уходил он. Нет, серьезно, хорошо получилось. Это на Олега ДР ритуальный напиток сготовили. Забыли только волюмайзер добавить, а так все ингредиенты находились в строгом соответствии с рецептурой (по мнению НВ – ей мы как эксперту доверились; я по крайней мере).

Преодоление одного вчерашнего перехода, не очень сложного и длинного (скажу больше – легкого и короткого), дало поводы для несложного индуктивного перехода, на том конце которого некое неприятное состояние нашей жизни до окончания мероприятия. Все эти словесные околовращения отнюдь не являются следствием неясности этого состояния, напротив! Но назвать ЕГО по имени не хватит духу (вдруг Бог помилует). Мы же не Бережная с Сихарулидзе, чтоб по наждачке кататься. Но зато команда идет плотно, кучно, убористо. В общем, невкусно что-то на голодный желудок писать, но кашей и не пахнет. Будем надеяться, что это ветер в другую сторону J. Все, я все.

                                                                    Коля.

 

 

 

День второй.

24.03.

ХХХ

Сегодня я первый печной дежурный. Пока суть да дело, мои обязанности исполняет Маша, которая уже успела обжечь себе палец. Сегодня мы ложимся на удивление рано (19.00), а встали мы на лагерь аж в 4 дня. А все из-за завтрашнего трудного дня и раннего подъема.

А сегодня шли привычным маршрутом вдоль Маннепахка. Пластиковые лыжи мучили своих владельцев на подъемах, деревянные не давали катиться вниз и разъезжались. Даже у Наташи

были проблемы с Бескидами. Один я с гордостью и без особых трудностей шел на своих лыжах. Посмотрим, что будет завтра.

НВ сегодня нашла отличные дрова, которых хватит на всю ночь и еще останется (по выражению Эдика).

Что-то в этом походе мыслей у меня мало, да и время дежурства проходит. Буду приступать к своим обязанностям.

P.S. А еще требую, чтобы отныне лыжники с лыжами в руках именовались «лижисты»!

                                                                       Леша.

 

ХХХ

По стене ползет лижист,

Деревянный, как дюраль,

Его лиж ты берегись,

Еще кусит за плечо.

 

На лижне лижат лижисты,

Знать, лижать специалисты.

В гору влезют – с горки вниз;

Слов нет! Истинно – лижист.

 

Жил один человек в Апатитах,

По утрам он страдал паротитом,

Был он белым, как лист

(И бывалый лижист),

Что бывает вполне в Апатитах.

 

Был еще гражданин из Антарктики

(Он бывалый лижист был на практике).

Он всегда повсеместно

Носил лижи совместно,

Что идет не на пользу в Антарктике.

 

Также был и лижист из Бразилии,

Там, где снега ни разу не видели,

Но он лижи любил

И с собою носил.

Вот такой был любитель в Бразилии!

                                                 Нест.

ХХХ

Сейчас чуть не произошли две вещи: я почти заснул за дежурством и печка перестала гореть, оставив только угли – пришлось продувать мозги и раздувать угли.

А день сегодняшний примечателен ранним наступлением событий: рано встали/поели, рано вышли, рано пришли etc., так что сейчас, в начале одиннадцатого, уже дежурства и все спят.

                                                         Саша Ч.

 

ХХХ

Первый ходовой день – для меня, конечно, труден, как и ожидалось; дохлая стала, руки-ноги к концу дня шевелиться перестали – эх, где мои легкие Бескида?! А день был прекрасный: солнышко, тепло, и катились не самым плохим образом; хотя лыжи все реагируют на погоду по-разному: те катятся вперед с удовольствием, а эти – все норовят назад податься. Но что хотели – прошли, встали рано, хорошо обустроились, и трепотня у костра веселая, как обычно.

Что-то завтра будет? Снег сыпет и сыпет, по звуку мокрый, стучит по крыше.

                                                                    ВН

 

 

 

День третий.

25.03.

ХХХ

Второй ходовой день. А какое же это число? Вторник… Наверное, 25-ое.

Вчера я ничего не написала: ровно перед моим дежурством труба отпала от печки и Паша печку изгнал. Я этого не слышала, поэтому слегка удивилась, когда Маша, разбудив меня, велела одеть что-нибудь теплое. "К печке?" – подумала я, но послушно взяла Машину пуховку (было действительно холодно) и вылезла. А печки-то и нет! Оказывается, такое холодное дежурство придумали, то ли чтобы сидеть на входе и не впускать в шатер весьма сильный наружный ветер, то ли чтобы не проспать побудку утренних кашеваров… Я конечно, вернулась в сцепку. Ветер пусть входит, если ему надо, а утренних я и так разбужу.

А что было вчера?… Нормальный ходовой день, от Имандры до края зоны леса на подъеме на Лявочорр. Как всегда, все весело.

Я, посмотрев утром в зеркало: - Сегодня мыться не буду. Рано.

Леша: - Входит НВ в поезд через 5 дней, смотрит в зеркало и говорит: «Сегодня мыться не буду. Поздно».

Родилось главное слово похода: лижисты (так нас назвал тот толстый коробейник в поезде).

Погода чудная, стоянка тоже. У самого начала подъема (у ручья, где дорога поворачивает), наверху на склоне – настоящее сушинное царство. Можно выбирать цвет, размер, породу дерева… Вот только вниз их везти трудно, если нет под рукой Эдика или Саши Нестеренко. Они от такого усложненного слалома получают огромное удовольствие. Вообще – завидно смотреть, как они бесстрашно катаются!

А ночью был снег и жуткий ветер (он-то и лишил нас печки). Но к утру все стихло – и пошли.

Идется на удивление легко, особенно поначалу. Плохо только, что снегу мало. И даже не то чтобы мало, в зоне леса его предостаточно. Просто за пару дней до нашего приезда тут шли дожди, а потом подморозило. В лесу даже приятно, что есть наст – никакой тропежки. А вот наверху – тонкий слой фирна, местами лед, камни. Без подрезов – хана.

Взяли два перевала. На Северном Лявочорре погода была мало симпатичная: облака, почти сидящие на перевале, порой снег шел. Последний взлет (не такой крутой, как на Рисчорре, но все же) на лыжах взяли только два Саши и мы с Наташкой. Остальные траверсировать ленятся. Или же просто не могут. Как Маша добралась до этого взлета – я просто не понимаю: у нее такая отдача, что она идет только на руках. Зато на спуске они все оторвались, а я… Облако, плохо видно, снега нет, управления нет… Ужас! Стыд и позор! От окончательного развенчания мифа о том, что я умею ходить на лыжах, меня спасли неполадки с креплением, позволившие законно спуститься с самой крутой части пешком. Дальше спуск был поположе, стала возвращаться уверенность, ноги начали вспоминать, как это делается. И погода начала лучшать, солнышко вышло. От начала подъема на Лявочорр до самого Обманного параллельно с нами шла еще одна питерская группа. Судя по снаряжению и управлению лыжами – матерые. Да и возраст… Ближе к нашему с Наташкой… Мы по очереди обгоняли друг друга, выясняя, что у кого на обед, да почему в нашей команде считается, что носить манюни – дело женское, да зачем нам сегодня еще второй перевал… Сперва спустились по ручью, а потом до самого Обманного шли склоном, чуть выше зоны леса. Три часа ходьбы по правому склону – серьезное испытание для «ножных запястий». А также для лыж без подрезов – точнее, для их хозяев. А еще для Саши Н. – его роскошные лыжи с не менее роскошными креплениями (полковой мажор!) явно были оскорблены тем, что им предлагается такая беспонтовая поверхность для ходьбы. Им-то по чину положено альпийский горнолыжный курорт!… Но до перевала все-таки дошли, тут и распрощались с соотечественниками. Подъем на перевал начали около 4х. Вот уж воистину Обманный! Перевальный взлет – фирн каменной твердости пятнами, а пятнами – обледенелые дурно сколоченные каменные россыпи. Все черно-белое, потому что цирк (по сторонам – сужающиеся к перевальной точке крутые не то скалы, не то осыпи, солнце осталось где-то за ними, нам из светлого видно только голубое небо, да еще ворон каркает). Умные (Саши и Олег) сразу ушли на боковую россыпь по левому склону, потом туда же вылез Эдик (но сперва покувыркался с ледорубом). Остальные перли в лоб (с моей подачи – мне почему-то показалось, что по этому беленькому чистенькому мы взлетим наверх как птички). Три кучки людей ползли по склону: Настя с Лешей, Колей и Олегом, мы с Наташкой и Пашей – и где-то в стороне, подбираясь к нам, Маша. Беленькое чистенькое оказалось очень твердым и скользким

(Настя пару раз сорвалась и съехала до предыдущих камней, вдали слева то же творил Эдик). Пробить ступени ногой – нереально. Леша достал ледоруб, а мы трое сели у камня ждать (мы были уже немного выше). Пока ждали, я с изумлением и завистью смотрела, как, пересекая склон, к нам медленно, но уверенно приближается Маша, и не могла понять, почему она не соскальзывает (этому я, конечно, только радовалась, но непонимание тревожило). Оказывается, она втыкала палки в фирн и шла как на ходулях. Мы попробовали так – не получается. Но тут и ледоруб подоспел, с четырьмя людьми. Потихоньку вылези наверх, где нас уже давно поджидали умные (см. начало описания подъема). Раскатали губу покататься – а спуск тоже от этого перевала, тоже «обманный» – узкий каньон, довольно крутой, и посередине немного снегу наплевано. Саши и Паша поехали, а мы пошли. И правильно сделали, потому что ниже каньон упирается в незаметную сверху скальную расщелину, довольно глубокую. Странно, но карта ничего такого не обещала. Решили даже, что это не тот перевал (есть там по соседству Седло Валлепахка, вот там есть такая щель). Но впрочем, какая теперь разница, все равно уже прошли. Длинный плоский некатучий спуск всех доконал. Еле доползли до долины ручья (Кальйок? Паша говорит, что нет; а что же это тогда?). Лагерь ставили на краю зоны леса, не дойдя метров 500, у самого склона, можно сказать – в чистом поле. Начали часов в 8 (а встали-то в 7! А вышли-то в 8.30!), в ранних сумерках, закончили в темноте. Все устали, соображаем туго. За дровами и лапником надо лезть на крутой-крутой склон. И вот ведь гажа: на лыжах – наст, скользко, пешком – проваливаешься! Сушину над лагерем начали пилить (Эдик с Колей), но скоро забраковали (очередная сушина для настоящих мужчин, дня на три дров хватит), ушли куда-то в густеющую мглу – и вскоре вернулись с хорошими дровами. Особенно плохо сегодня Маше (первые в жизни перевалы – и сразу два, и с такой отдачей). Да и все по очереди умирают на время. Зато какие звезды! Погода определенно выправляется. Паша ночью сказал: «Это или фронт – и кончится через два часа, или циклон – и кончится через 10 дней». Мы ждали с трепетом. Похоже, был фронт. Сейчас на улице –12, в шатре не жарко, хотя печка полна дров. А вечером пили чай в шатре – с коньяком, с малиновым вареньем – ведь у двух участников (Маша и Олег) сегодня день первого перевала! Да, еще был дивный ужин в исполнении Паши и Насти: макароны с сушеным мясом, кубиками, поездным паштетом и тертым сыром. (К слову: как и в прошлом году, распределение обязанностей на лагере свободное – каждый сам чем-то занимается, кому чем приятнее (хотя не скажу, чтобы мне было приятнее всего собирать лапник), и все получается как-то ненапряжно и быстро, а утренние дежурства вообще по желанию те, кому нравится не ночью вставать к печке, а утром к костру; а Саша Н. – вообще бессменный дневной кормчий, потому что владелец и умелец примуса). А еще был сеанс массажа, и уже – ура! – не я работала, а Наташка! У меня тут вообще курорт: ничего не несу, ничего не делаю. Лафа! Только боюсь, скоро выгонят за ненадобностью. А когда шли склоном от Лявочорра к Обманному, видели Ловозеры. И еще (уже перед стоянкой, вечером) – пара белых куропаток попалась. Новый шатер всем хорош, и места в нем становится все больше, только очень уж он потеет. А завтра мы будем искать Суолуайв… Что-то я уже пишу, как Левий Матвей. Хватит.

                                                                               НВ

 

ХХХ

День начался для меня с подъема на первый перевал на одних руках, что Нина Валерьевна назвала хорошей подготовкой к байдарочному походу, и закончился довольно длинно-прямым отрезком, в конце которого навстречу попались ржавые бывшие объекты жизнедеятельности человека (бочка, как для кваса или молока, и прямоугольно-квадратный каркас, вроде рамы для пружинной кровати).

Мы делали все просто: видели ручей – пили из него воду, видели перевал – поднимались на него (на лыжах ли, без лыж ли), была еда – ели, не было и дул сильный ветер – вспоминали о шапках и пуховках. Из всего этого складывалось нечто цельное, порой совсем не простое, но гармоничное и замечательное.

По маршруту мы взяли сегодня два перевала: 1ый, название которого я не помню, и 2ой, прозванный сомнительным, т.к. возникли сомнения в его «обманности». Подъем на него дался мне с трудом – сперва на лыжах, а затем пешком, «прямо как лыжисты»; но абсолютно новое впечатление ожидало и на спуске, где сначала все пошло как должно. В какой-то момент меня

понесло, пружина на одной из лыж лопнула, управление ими было т.о. потеряно, и после нескольких неудачных попыток зарубиться/остановиться я решила, что необходимо сбросить с себя рюкзак. Я действительно вскоре затормозила, а он так и катился вниз – до самого цирка – и по дороге потерял манюню.

Второй перевал был и того интереснее. На него и поднимались (с определенного момента), и спускались пешком, т.к. на нем было слишком много камней. Между ними же был фирн, твердый и скользкий,  - здесь-то и пригодились ледоруб и использование палок наподобие ходулей.

К дню 2му.

Что-то обязательно должно было произойти. Ведь в походе всегда существуют события, и ты в большей степени живешь жизнь, чем думаешь о ней. День, однако, выдался чрезвычайно спокойный, хотя за поведением лыж, стремившихся разъехаться в разные стороны, нужно было следить постоянно. Но нечто случилось, и случилось во время моего ночного дежурства. Не сумев самостоятельно поправить перекошенную трубу печки, я разбудила Нюха, но и он ничего не смог сделать против раскаленной перекошенной печки. Мы стали ждать, пока она догорит, и тут – оно подуло. Дуть начало резко и сильно. Колено трубы, застрявшее в дырке в шатре, начало раскачиваться и окончательно утратило контакт со своей нижней частью. А главное – стенки, и особенно та, что со входом, начали активно развеваться, так что печкой стало заниматься некогда, она оказалась выброшена в подходную яму-траншею, вырытую еще вечером Батутом и пришедшуюся очень кстати. Мы же – с присоединившимся Эдиком – принялись баррикадировать шатер изнутри: дровами, булавками и котлом с чаем.

                                                                         Маша

 

ХХХ

Непросто, сидя вот так ночью, систематизировать все события предыдущего дня. Но сегодня был очень хороший день. Понравилось всем. И хотя мы долго шли, практически все оказались в состоянии сделать работу по лагерю.

Предыдущей ночью, когда Нюх отработанным движением вышвырнул печку, было холодно, даже очень. Пусть сегодня нам не дует ветер!

…какая-то новая система постановки шатра: с фикусом, а леера – на лыжи, так что их почти не нужно обходить.

! И стоило на секунду замечтаться о спуске с Северного Лявочорра, у печки слетела труба! Ай! Где же олеговская потрясающая брезентовая куртка? Уф. Даже не надымила. Странно. Опять начинает задувать.

Черт возьми! Не знаю, сколько еще смогу написать – надо последить за трубой.

Хочется отметить наш сегодняшний второй перевал – Обманный. Он радовал нас всем, чем только возмо

Так вот. Печка не отпускает, теперь решила вот двумя коленами трубы вывалиться наружу. Надымила! В суете запихали третье колено в первое по уши. Зато теперь держится.

А на перевал Обманный круто взбираться, рубить ступени ледорубом, а потом по мху да по камешкам. Но об этом уже расскажет кто-нибудь другой.

Лишь бы труба не падала.

                                                              Настя.

 

ХХХ

По-моему, я там чего-то уже писал, ну да ладно, это все неправда. Это меня проводник обманул, а на самом деле сегодня 3 ночи, а вчера был один перевал и одна детская горка (с одной стороны – весело, круто и ступеньки, с другой – все отстойное, как окорочка Буша (будь он неладен)). Перевал назывался – а потом и оказался – Обманный, а спуск с него – километра три-четыре до первой сушины и наверх. С этого верху по склону чуть больше 45’ очень круто ездить на куске полена в направлении матушки-земли, а далее лагеря. Но все по порядку. Перед самым Обманным был цирк, и не обманный, был даже клоун, я не скажу кто, скажу только, что выглядел я действительно, наверное, потешно, что и отразилось в комментариях смотревшей на меня аудитории. Когда вместо того, чтобы идти по камням, я пошел по крепкому скользкому насту на преизрядном склоне, мои зрители никак не отреагировали на это, но когда я проехался на попе метров десять вниз по течению и с размаху одновременно уперся ногами в каменюку, а

рюкзаком с лыжами упал в какую-то ямину, это вызвало бурю эмоций и восторга. Пришлось просто смастерить себе ледорубом стремянку… Надо заметить, что был я при этом в динамовских кроссовках, которые по скользкости могут дать фору не только НРЗБР, но даже хорошо отполированному НРЗБР бахилу.

До этого мы шли весь день параллельно с какой-то группой, как НРЗБР с дельфинами, причем кто из нас был кем – опять же непонятно. Судя по тому, что на перевале Сев. Лявочорр они резвились, а мы напрягались, дельфинами были они. Они умудрялись простоять час на привале, а потом сделать нас на спуске на своей бескиде, как котят в зоопарке, только за ушами снег хрустит. Лишь на боковом насте, по которому мы шли на Обманный, а они спать, мы все перемешались в кучу и шли одинаково медленно. В недоумении, кто из нас кто, и кататься на лыжах по такой гаже.

Утро этого дня было хорошим – то есть НРЗБР и каким-то немеряно соленым. А дальше идет, собственно, следующий – предыдущий день. Конец дня ознаменовался почином – печь вылетела из шатра (к чему была близка и сегодня); а сам день – классным солнышком, скоростным бегом на 20 километров, ранним подъемом и словом «лижисты», повторяющимся во всех вариациях раз сто – не меньше.

Вот и все, что я могу рассказать об этом.

Список новых слов для изучения, с последующим толкованием и разоблачением.

ЛИЖИСТЫ – 1. Любые лыжники, турИСТЫ на ЛЫЖах; 2. Мы НРЗБР; 3. Человек, снявший лыжи и идущий пешком. См. например: «Леша Костин спускается три километра подряд (с Обманного)».

ДУЛО – 1. Любое сильное издувательство ветра над человеком; 2. Сущность, образующаяся в процессе поднятия полога шатра с последующим туда задуванием и возможным выкидыванием прямо в открытое Д. печки.

БАЛАГАН – наш новый шатер, отвечающий названию как декором, так и содержимым.

ОН – он.

А еще у нас новая НРЗБР Олег Тарасов.

                                                                               Edddie

 

ХХХ

Наверху живет вредный старичок-ветровичок. Ох и крепко мы ему не по нраву пришлись. Наверное, забрались слишком высоко или совсем не в ту сторону, что нам положено. А положено сегодня было немало. Я имею в виду и макарон в мою миску, и сил на взятие этих двух перевалов. Перевалом вообще можно назвать любой сколько-нибудь похожий на себя (т.е. на перевал) тип рельефа – ну, то есть любое «седло». В том числе и то, которое некоторые непосвященные наивно именуют «перевал Обманный». Говорят, что раньше этого перевала на карте не значилось. Правильно! По крайней мере, для лыжного, но в меру альпинистского похода a la наш. Без киянки и зубила… брр. Простите, без ледоруба и кошек – сиди дома и дальше зоны леса не суйся. Так нет ведь же, экие мы фантазеры: свои честные костыли умудрились заставить казаться и альпенштоками, и кошками. Как кошками? Это know-how. Но все ж для рубки ступеней это орудие убийства Троцкого незаменимо ничем. (Хотя я, по-моему, не так надежно, но быстро, подрубался носками ботинок). А еще была группа, у которой скважность (Q =      , где Q – скважность,     длительность привала, Т – время между привалами) была равна нашей и средняя скорость движения была такая же. У меня на пальце расцвел (или завелся) Али-кто, посылая всем нам привет из далекого 2000 года. А фирн – злейший враг человечества. Перевал Обманный – «дубей с нами, продукция компании Дубочорр». Кстати, Северный Лявочорр не запомнился никак почти. Помню, как очень испугался за Машу, увидев сначала на снегу бесхозную лыжную палку, а потом и саму ее владелицу и рюкзак ее, продолжавших стремительное движение вниз по склону, причем по отдельности, но одинаковым манером – кто хоть раз видел катящийся рюкзак (примерно как бревно), тот не спутает, а кстати, бревно мне сегодня уже довелось по склону покатать, правда, через торец (т.е. ставя «на попа»), и хотя все, даже самые стойкие (например, Саши) сняли свои лыжи на Обманном, главными лижистами оказались мы с Олегом, пройдя оба перевала и вверх и вниз пешком. Однако времечко, Нест тоже человек, ему тоже нужно написать что-нибудь.

                                                                      Коля.

 

 

 

 

 

ХХХ

День был ничего так себе, только не должно быть, по-моему, таких дней, по крайней мере, в такой снег и в такой по счету день. Но сейчас все (хе-хе) спят, и снаружи некоторое вполне определенное дуло; печка как-то держится, надоело ей, что ли? Так вот, снаружи дуло, ветер гонит поземку, в целом не очень уютно, и Машины лыжи скрипят и качаются на ветру, как остатки какой-то металлоконструкции – очень сродни тем штукам, которые торчат тут немного выше по долине. Эх, перехвалил печку, видимо, ей стало холодно и она решила пойти внутрь, с трубой, не разваливаясь, а просто так, погреться. Пришлось выставить в дырку. Даже жалко ее. Но все-таки не очень приятный  сосед по шатру, не так ли…

                                                                           Нест.

 

ХХХ

Видимо, в процессе нагревания улицы есть что-то сакраментальное, поэтому я оказался здесь. Сейчас уже светло, поэтому буду говорить «вчера».

Прошлой ночью дуло, и печка оказалась за бортом нашего балагана, но к утру дуло исчезло, и путь наверх был открыт. Первый перевал был взят ровно в 11 утра. Соотношение лыжники:лыжисты было 3:8, сие был перевал Северный Лявочорр. До следующего перевала (точнее, до начала подъема на него) шли в одном ритме с другой группой: мы обедать – они обедать, мы привал – они привал. Перевал Обманный был взят исключительно лижъистами. Экстремальный спуск с него производился в соотношении 3:8.

Лишь где-то к половине восьмого добрались до места, пригодного для постановки лагеря. Все порядком поизмотались, поэтому на сон грядущий пришел ОН с малиной.

На написание этого не самого большого количества минимального содержания ушло порядка 40 минут. А все это из-за того, что частенько приходится отвлекаться, нет, не на подкидывание дров в печку с целью выведения ее на орбиту, а на то, чтобы данное произведение печного искусства устояло на месте, а не пустилось в пляс по шатру, изрыгая огромное количество НРЗБР проклятий из места, на которое насажено устройство для выведения оного непотребства во внешний мир, вид на который открывается при каждом применении дула, когда открывается дверь и половина у-входящего борта решает, что красота спасет мир, если организовать симметричное синхронное действие по предоставлению «вида на внешний мир» тем, кто по понятным обстоятельствам от него отгородился. А дуло, тем временем, продолжается. И посему путь наверх призрачно неясен.

Примечание филологического характера. Слово «лижъист» является словом «лижист», произносимым с выраженным кавказским акцентом. Впервые услышано из уст попутчика еще на вокзале, во множественном числе, и являлось частью фразы « […] лижисты-то куда?!» В наличествующем коллективе обозначает человека, который умеет использовать лыжи по прямому назначению, но не делает этого по определенным обстоятельствам. Какими, например, при подъеме на перевал Обманный было отсутствие снега в данной области.

                                                              Саша Ч.

 

ХХХ

Утро 3-го дня.

Как иногда бывает лень писать дневник под утро, если бы вы только знали! Во-первых, все уже написано в плане событий, во-вторых, все взгоношенные, а поэтому нет ощущения сосредоточения мыслей.

Из позавчерашних событий хочется отметить выкидывание печки, собственно, которое и повлекло за собой малое количество записей, но день был вообще малопримечательный. Мы просто не очень долго шли по равнине, а потом раненько встали лагерем.

Второй день был, как всегда, ломовым, так что и писать про него не буду. Стоит отметить лишь то, что в данной местности погода изменяется каждые 8 – 12 часов. Местами нам попадались вещи явно антропогенного происхождения, но ничего такого, радующего взгляд и поражающего воображение, не было. А посему закончу свое короткое повествование.

                                                                               (..)

 

ХХХ

7.40 утра. Доброе утро. Я тут второй день подряд утренний дежурный (вчера с Эдиком, сегодня с Лешей) – понравилось, однако, - поэтому придется быть кратким (а то овсянка подгорит). Если говорить о том, что было позавчера, то ничего особенного и не вспоминается – просто шли, погода была хорошая, в пять часов встали, так что все дела сделали и спать легли засветло. Ночью, говорят, дуло, но я этого как-то не заметил. Правда, последствия дула я ощутил – Нюх выбросил печку, так что с утра было холодно, а ботинки не просохли.

Вчера было интереснее. Погода оставалась хорошая, солнечная. Взяли два перевала. Подозреваю, что все подробности уже без меня описали, так что особенно много рассказывать не буду. Скажу лишь, что перевал Обманный мы брали пешком: вверх – все, вниз – почти все. Дело в том, что подъем оказался практически без снега, одни голые камни, а вниз сначала шел фирн, по которому НВ, Эдику, Коле, Насте и мне без подрезов было ехать совсем плохо, остальным не сильно лучше.

Из других событий вчерашнего дня следует упомянуть появление слова похода, по совместительству, возможно, названия нашей команды. Это слово – «лыжисты», точнее говоря, «лижъисты» (произносится с кавказским акцентом, да, дарагой?) Слово это изрек мужик в поезде, с которым мы ехали рядом. Похоже, он сильно не любил всяких туристов, потому что, спросив в Апатитах, скоро ли мы выходим, и получив утвердительный ответ, он облегченно произнес: «Ну слава Богу!»

Возвращаясь к «лыжистам». Мы решили, что это слово обозначает людей, которые идут пешком и несут при этом с собой лыжи. Ну а поскольку в этой ситуации вчера побывали все, за исключением разве что Батута, который пешком шел только наверх на Обманный, то слово «лыжисты», возможно, приобретет статус нашего самоназвания, а то Коля все сокрушался, что мы никак не называемся.

Вроде как и все, пойду будить остальных.

                                                    Олег.

 

 

День четвертый.

26.03

ХХХ

Похоже, третий день. В числе уже не уверена. Но дежурю я первая. (Сегодня на спуске с перевала так хорошо придумала очередность дежурства, рассказываю всем таким начальственным серьезным тоном, а Маша, внимательно выслушав, говорит: «А сама Нина Валерьевна сегодня отдыхает…» И впрямь, себя забыла! Пришлось взять первый номер).

Ночью задуло страшно, пошел снег, мы опять чуть не утратили печку: у Паши это любимый метод исправления недостатков ее постановки. Наш с Пашей диалог из лежачего положения, ленивыми полусонными голосами, пока Настя, Наташка и Эдик спасали печь:

Я: - Паша, надо эту трубу сплюснуть, чтобы плотнее сцеплялись колена.

Паша: - У Вас странные представления о геометрии…

Я: - Да нет, я имею в виду ее надо защепить, разрезать и защепить, чтобы сцеплялось.

Паша: - А у Вас есть ножницы по металлу?

Я: - Нет.

Паша: - У Вас странные представления о свойствах материалов…

С утра – ветрище, снег, 0 видимости. Подождали, пока чуть получшало, и пошли на Суолуайв. По мнению главных начальников-ориентировщиков, мы стоим прямо под ним. Впечатления весьма специфические: умывание, точечный массаж и иглоукалывание в одном флаконе. Идешь по фирну (опять правый склон! Бедные ножные запястья!), в морду дует, капюшон не спасает (Леша: «Похоже, мама, пришивая опушку, пришила заодно и затяжную веревочку; так что мой капюшон при встречном ветре сразу говорит (Леша всплескивает руками): «Ах, как интересно!»»). Ветер несет мелкий колючий… снег? Может быть, и снег, но снег – это такое белое, мягкое, пушистое, а тут – непонятного цвета, маленькое, злобное, колючее… Прощай, кожа на лице! Три четверти женского коллектива (исключая меня) решили, что с этим надо бороться, и вот, перед началом взлета (перевального), собрались в кружок и стали мазаться кремом. Картинка дивная: серо-черно-беловатый, смутно видимый, призрачный пейзаж, в мутном воздухе исчезает, удаляясь, плотная колонна парней, уходящих на перевал, а тут стоят в

кружок три дамы с баночкой крема… Перевал, кажется, красивый, но толком я его не разглядела. Возможно, мне он показался красивым потому, что я вообще люблю суровость. А вот у кого была суровость – так это опять у Маши: ее лыжи явно среди предков имеют раков. Their way is a back way (если вы понимаете, что я имею в виду). Пожалуй, в ближайшем байдарочном походе попрошусь к Маше в байдарку… На спуске ветер поутих. У нас в плане стояло сразу после перевала податься вправо и прийти ночевать примерно в то место, куда мы в прошлом году свалились с Портамчорра, в среднее течение Каскаса.. Но при первой же попытке двигаться вправо Саша Ч. обнаружил необходимый (не в смысле «не обойтись», а в смысле «не обойти») лавиноопасный склон. Пригляделись к местности, к карте – и пригорюнились: после Суолуайва карта ничего такого не обещала… Но когда примерили видимую местность к графическому изображению спуска с соседнего перевала, Намуайва, все сошлось. Вот вам и «прямо под перевалом стоим». Прямо-то прямо, да не под тем. На самом деле, нас, конечно, подвели видимость (ее отсутствие) и ветер, сдувший нас левее на подъеме. Впрочем, нам это тоже годится – все равно попали в долину Каскаса, только ниже по течению. При спуске в долину погода опять улучшилась, просто заулыбалась: синее небушко, золотое солнышко, белоснежный пологий склон, свежезелененькие пушистенькие елочки… Плененные красотою одной из них, устроили обеденный привал. Даром что подлип начался, Эдика так просто намертво к лыжне прилепило. Пока Саша Н. (бессменный и безропотный обеденный дежурный) готовил бульончик и лимонную водичку, все мазали лыжи чем попало (мазями из разных баночек – владельцы пластика, воском и понтовым Сашиным парафином – деревянщики). Резвились, загорали, смеялись, строили из лыжных палок клетку и сажали в нее Колю… Тут вдруг огромный пласт снега под нами с уханьем осел. Мы замолкли, переглянулись, напряглись – и пошли дальше. Подлип на время отступил, но вскоре вернулся. Возможно, потому, что наверху солнце уже почти съело снег, идти часто приходится по моху (а он мокрый) и по камням (а они сдирают намазку вместе с верхним слоем лыж). А тут и солнышко ушло. И дождик начал покапывать… Прошли еще немного, очень лениво, и вдруг съехали в лесок, состоящий наполовину из сушин. Это был знак. И в 6.20 мы начали ставить лагерь. Одним из труднейших лагерных дел сегодня было добывание лапника. Почему? Да все потому же: подлип. Принести охапку лапника нетрудно, но вот если вместе с ним ты несешь на своих лыжах половину снежного покрова данного пятачка – это уже для настоящих мужчин. А я, похоже, уже не принадлежу к этой тусовке. Но лагерь все-таки поставили – за час! А к вечерней грече Настя добавила баночку зеленого горошка (у нее был малый личный запас белковой пищи, на случай, если она не сможет есть мясо). Ох и вкусно же мы в этом походе едим! Спасибо начпроду, дежурным, Насте!… А кстати, о еде. Последние два дня я молча, но с удовольствием за завтраком думала о мудрости начпрода: вечером еды дают чуть-чуть, и это правильно, потому что на сытый желудок спать тяжело, зато утром порции в два раза больше, так что до самого вечера, еще поддержавшись перекусом, от голода почти не страдаешь… А тут вдруг выяснилось, что, как говаривала Таня Бондарь, «святые угодники тут ни при чем, а вот некоторые негодники очень даже при чем». Ни мудрости, ни глупости начпрода тут не было – был дефект коммуникаций. Паше велено было купить два килограмма геркулеса. Он решил, что ДВА килограмма – это как раз на ДВА раза (вполне логично – два и два). Поэтому, когда ему говорили «выдай на завтрак геркулес», он выдавал. Двойную порцию. Теперь нам есть о чем подумать: из чего варить два пропавших завтрака. Завтра решили сделать смесь, отхватив от всех оставшихся круп по чуть-чуть (да еще с Настиными пшеничными хлопьями), а про последний завтрак (в утро выхода в Кировск) подумаем, как Скарлетт О’Хара, «завтра». В конце концов, можно «до завтрака немножечко пройтись», а потом поесть в буфете на вокзале. Все равно до этого еще далеко.

Странно, но в этом году манюни совершенно не мешают. В самые критические моменты берем их «в рюкзак», а так – они (она) едут себе тихонько где-то сзади, не путаясь под ногами. Может, потому, что веревочки укорочены. А может – потому, что это мои старые славные лыжи, и они тоже рады, что опять в походе. Вообще, следует заметить, что между человеком и его главным снаряжением (лыжи, байдарка) постепенно устанавливаются очень странные, товарищеские отношения. С ними разговариваешь, с ними не чувствуешь себя одиноким, боль, причиненная им, воспринимается, как собственная. Они не становятся частью тебя, они совершенно самостоятельны, это действительно какое-то равноправное сотрудничество. Дружба.

Ну вот и кончилось мое дежурство. В шатре жарко, душно и влажно. Ну хоть дождь пока не

идет. Ладно, бужу Настю.

Да, вот еще. Когда мы брели задумчивым вечером краем каких-то пупырей, беседуя на привалах о чем придется, там, на Востоке, клубились и высились дивные, белые, пустынные Ловозерские тундры… Белое безмолвие… Наш будущий поход.

                                                              НВ

 

ХХХ

Утром над нашей стоянкой пролетел ворон, огромный и черный, кто-то, посмеявшись, наобещал на сегодня особо удачный день. Но ошибся. Скорее, сегодня мы увидели все, нет, не все, кое-что из того, что могло бы с нами случиться, но не случилось.

Хоть мы и промахнулись мимо Суолуайва, попали на другой, вполне проходимый перевал. Ветер задувал, да так, что идти можно было только ориентируясь на спину впередиидущего. Как находил в этой сметане дорогу самый первый?

В самый разгар веселья, на перевале, поступило предложение намазать лицо кремом. «Да, конечно!» – и пока мужская часть группы, преодолевая ветер, уходила вперед, женская намазывала крем из баночки с голубой крышечкой на лицо.

Нет, не потерялись.

Нет, не сломали лыж, только у Олега вылетело крепление, но это же такая ерунда, правда? Это не считается. Дважды проваливался снежный пласт. Без последствий. Только сердце на миг замирает, когда твердь снежная ухнет под ногами.

Сегодня для перекуса выбрали самую красивую елочку, перекусывали, к счастью, не хвоей, еда еще осталась, гм, хотя, оказывается, каждое утро мы съедали двойную порцию. И ведь не жужжали! Еду надо экономить. Мало еды. Так, так, а то все сытые, да сухие, да теплые. Пузогреи!

В общем, про количество еды – это уже позже выяснилось, после гречи с горошком на ужин. На сытый желудок новость не казалась такой уж страшной.

Место, где мы остались ночевать, щедро сушинами, однако вечером – дождь. Вот и тенты пригодились.

Не удается избавиться от ощущения абсурдности происходящего: в снегу – бороться с холодом, с холодной же сыростью в ботинках, но не с водой с неба!

Спать хочется. Сегодня почему-то тесно и жарко. Спать, спать, спать все равно. Где угодно. И подольше.

P.S. По-моему, мы очень хорошо идем, до конца бы так. Лагерь поставили за час. А кругом – горы, солнце, тишина.

                                                               Настя.

P.P.S. Если печка упала – Нюха не будить! Нюх, печка стоит. Разбужу Олега, пусть теперь он за ней присматривает.

 

ХХХ

Разбудить-то меня разбудили, только как-то не очень эффективно. Подозреваю, что минут 20 – 30 я просидел просто так. Ну ладно, кажется, мы по 40 минут дежурим, так что посижу еще, все равно ботинки надо сушить.

День сегодня (в смысле – вчера) был какой-то странный. Началось все с большого дула ночью, одним из результатов которого стало то, что Батут прожег мою штормовку, пытаясь с ее помощью повернуть печку. Утром дуло не кончилось, так что мы пошли на перевал (как мы думали – на Суолуайв) в условиях, весьма далеких от идеальных. В этих самых условиях мы благополучно прошли мимо Суолуайва и, очень гордые своим умением ходить против ветра, взяли Намуайв. Естественно, что об этом мы догадались только час спустя, когда реальное пространство совершенно перестало совпадать с предполагаемым по карте. В некоторый момент спуска ветер прекратился, тучи рассеялись, засветило солнце и … начался подлип. Подлип был суровый и крайне неприятный. На обеденном привале мы сделали попытку избавиться от него с помощью парафина Нестера. Парафина хватило ровно на полтора следующих перехода, потом подлип снова победил нас. После второго подмазывания мы сделали последний короткий переход, спустились вниз в долину и встали лагерем. Хотя бы тут нам повезло: на одной поляне здесь около десятка сушин, которые валятся голыми руками, так что уже через час мы сидели у костра и ели необыкновенно вкусную гречу с мясом, зеленым

горошком (ура Насте!) и бульонными кубиками. После ужина нас, правда, настигла последняя за вчерашний день гадость: пошел мокрый снег (а может, это был дождь). Очень надеюсь, что до утра снег подмерзнет и не придется целый день подлипать. На этой оптимистической ноте я заканчиваю свое повествование.

27.03.03.                        00.25.  Олег.

 

ХХХ

День начался небодро, вышли поздно. К сильному ветру добавился снег, на перевале, естественно, бивший в лицо всеми 25 м/с. Однако ж, прошли его. На спуске снега в лицо стало еще больше, и выбирать направление стало еще интереснее. На одном из склонов я ткнул палкой вбок (как учил Губаненков) и обнаружил, что тут опасно. Пришлось быстро ретироваться. Потом на спуске у Олега крепление вылетело из лыжи. Воспользовавшись заминкой, я пошел прокатиться/осмотреться/разведать, благо погода стала нормализовываться. Стало все вроде понятно, и мы двинули дальше (я вернулся как раз к окончанию ремонта). В общем, получилось, что до обеда мы шли без привалов. Пообедав, мы за два с небольшим перехода пришли в место, обильно утыканное сушинами и пригодное для постановки шатра. Итого, день получился трудово-отдыхательным, и мы стоим в долине Каскаса (Каскаснюйока или что-то в этом роде, короче, кис-кис-мяу-йок). Назавтра прямой путь нам на Северный Рисчорр. А перевал, похоже, мы взяли не Суолуайв, а Намуайв. Там наверху было пятно льда, что весьма похоже на озерцо. Лишь бы не было дождя. НВ сказала, что в зимнем походе такие присказки услышала впервые…

А еще наш поход пошел на убыль: экватор пройден. Также пройдено и увидено мною красивых пейзажей – как горных, так и видов на равнину.

                                                           Саша Ч.

 

ХХХ

Следующая ночь.

С удовольствием не писал бы, но тогда вообще делать нечего, потому что хочется спать.

Описывать сегодняшние события, я думаю, будет слишком долго, а потому стоит остановиться на главном.

Первым делом, сегодня ночью люди, спавшие в шатре, поставили на место трубу без моего!!! участия, что, очевидно, уже является положительным моментом, потому что в момент упадения (очередного еженощного, пока, слава Богу, в этот раз еще не произошедшего события, благо, вроде бы, хорошо стоим, не очень дует и т.п.) я находился в спальнике особо без штанов, а в деле, требующем завидной оперативности, это очень существенный фактор риска.

Далее хотелось бы отметить ветер и прочую пургу, которая, пока безуспешно, пытается попасть в наше временное прибежище. Так вот, вчера она попала внутрь, что само по себе не удивительно, но, в принципе, требует некоего осмысления. Пустив в свой дом пургу однажды, нельзя избежать ее ответной гостеприимности. Ведь, как известно, за добро надо платить добром. Вот так и пурга, будучи единожды впущенной в наше жилище, гостеприимно встречала нас у себя в гостях, на перевале. А так как разглядеть, что это за перевал, не было никакой возможности, то нам пришлось несколько задержаться в том месте, откуда обычно следует делать ноги. И вот, стоило сделать вид, что замерзшие озера на вершине перевала и небольшие скалки нас нисколько не впечатлили, как тут же, словно поняв намек, пурга пошла своей дорогой, а мы своей. Пройдя с полчаса, поняли, что взятый нами перевал – это вовсе не Суолуайв, а - как его, Намывайв, что ли; видно, в том озерце можно было что-то помыть.

И последнее: сегодня за ужином выяснилось, что каши на три утра ровно в три раза меньше, чем хотелось бы. Так что становится все интереснее и интереснее.

О, чаек, тоже типа такой ручей, грех не попить из него водички…

                                                                  (..)

 

ХХХ

День вчерашний начинался с ночного ветра. Казалось, никуда идти не сможем, но к утру ветер иссяк, и погода утром была хорошая. На подъеме на Лявочорр встретили две группы: одна еще и не вышла с лагеря, а с другой мы наперегонки шли почти весь день – то они впереди, то мы; кто впереди, тот и лыжню прокладывает. Подъем на самый перевал довольно крутой, и мы

«разделились на «лыжников» (идут на лыжах, пока есть хоть сколько-нибудь снега) и «лыжистов» (похоже, новое словечко; пешком проще, особенно там, где круто).

На перевале немного задумались, пешком или на лыжах спускаться, все-таки решили на лыжах – и на спуске каждый старался получить максимум удовольствия. Методы были самые разные: стоя на лыжах; лежа (с лыжами); сидя; и даже отдельно от рюкзака. Но это только на первом крутом спуске, а дальше все катились вниз по ручью, солнышко светило, снег кругом, следы зверушек, вид открылся на северную сторону Хибин – низкие, с озерами, тундры полосой к северу от Хибин, за ними – Нявое (кажется, так) тундры. Обед устроили у открытого ручья, и НВ очень хотелось устроить переправу по камешкам, да не удалось: попутчики наши обогнали нас, пока мы пили лимонный чай, и чуть пониже нашей стоянки проложили лыжню через ручей…..

                                           ВН

 

 

День пятый

27.03.

ХХХ

День сегодня был препоганый с физической точки зрения: сначала ломкий наст, потом (что самое страшное) дикий отскольз, а потом еще и подлип с тяжким подъемом. Промахнулись – и ладно, зато красиво. Впрочем, с лихвой все мучения (уменьшенные благородным Батутом) окупились отличным спуском (если бы еще не эти липкие пятна на склоне!) и мощным, удивительно красивым северным сиянием. Очень оно хорошо!

                                                                    Nest

 

ХХХ

Ну и денек! Как говаривал Вовочка, «я знал, что у нас может что-то не получиться, но чтобы получилось такое!»

С утра встали не очень рано, т.к. полагали, что день щадящий: всего один перевал. Кстати, у нас отличная система утренних дежурств: по принципу «кто хочет». Хотят почти всегда Эдик, Леша и Паша: не нравится им у печки дежурить! Да и распределение работ на лагере примерно такое же: каждый сам находит себе занятие. Никто не торопится. А получается довольно быстро и очень неплохо.

Итак, щадящий день. Для начала – щадящий диетический завтрак: супешник из разных круп и овощей («компот из фруктов, овощей, пряностей и минералов» – Пьецух о загадочной русской душе). Паша, вышедший первым, посмотрев в котел, запел песню про пули, тот куплет, где приводится рецепт солдатского ужина. Но – поели. И ничего…

Время подошло к 10 утра. Светило солнце. Ветра не было. И мы начали свой ленивый путь от низовьев Каскаса к Северному Рисчорру. Шлось лениво, но отлично. Правда, Олег на насте сломал лыжу, но ее быстро заменили на манюню. Манюню, кстати, вчера от Маши забрали, и получивший ее Леша говорит, что это дурная примета и так делать не надо: вот Коля на Рисчорре в прошлом году манюню взял – и… Лыжа сломалась удивительно: прямо по краю проклейки как отрезало. Пока Паша работал, все лениво обсуждали, что такое может произойти – а можно и самим устроить – с остальными лыжами. Пусть потом другие туристы гадают, откуда здесь столько лыж с отпиленными носами.

Саша Н., задумчиво: - Да, идея хорошая, только вот с моими, Батутскими, Пашиными и Машиными придется попотеть…

Вообще, на привалах беседы ведутся самые разные. Например, я рассказывала о новом методе похудания – ушивание желудка (у меня это последние дни больная тема, я все время дико хочу есть; видимо, открылась яма желудка).

Эдик: - Вот сумасшедшие люди. Уж проще себе аскариду завести.

Коля: - Или таблетки для похудания: таблетки – а внутри яйца аскарид.

Парни еще высказывали какое-то недовольство (под ними наст порой проваливается), а нам-то – просто лафа, с нашим-то весом да с пустыми рюкзаками. Постепенно местность становится все более обжитой: лыжни, оставленные стоянки (дикая грязь, сплошной сортир; надо на ключевых станциях открывать обязательные курсы «Правила личной гигиены и отправление естественных

надобностей в лесу»). И вот мы уже у цели – но опять, как и в прошлом году, промахнулись: лидеры утверждают, что проскочили поворот и идем на Умбозерский. Ну, хорошо хоть быстро спохватились, далеко не зашли. Развернулись, почесали обратно. Кстати, после поворота я оказалась первой, а так как мне очень надоело замыкать, решила до привала тут и остаться. И пошла. И потрясла своей скоростью всех (включая себя саму), чем была очень горда. Могем еще!

Выйдя на нужную лыжню, устроили обед. А погода, согласно доброй традиции, опять испортилась, солнце почти исчезло, временами начинает идти мягкий снег, липнет к лыжам. Во время обеда решили устроить «мусорный костер». Горит в снегу маленький костерок, все шарят по карманам в поисках бумажек, полиэтилена, фантиков – не столько из соображений чистоты, сколько чтобы не дать огню умереть. Рядом в это время Саша Н. колдует над бульоном, а рядом стоящие советуют, что еще можно добавить в бульон: вермишель растворимую, еще что-нибудь… И вдруг Настин голос: «Нест, ты еще свой хабарик туда брось!». Растерянная пауза. Не сразу понимаем, что Настя волнуется не за бульон, а за костер.

Поели, пошли. Вот уже и щель перевала видна издали. Лыжня – не лыжня, а целая дорога, у открытой воды (идем вдоль ручья) вытоптанные площадки (Эдик, хмуро: «Дискотека у них тут была, что ли?»). Навстречу – три человека без рюкзаков. Спрашивают, куда мы идем. Отвечаем – на Рисчорр. Странно улыбнулись и ушли. А погода тем временем совсем кончилась: видимость ноль, ветер, подлип в полный рост. Да и дело к вечеру, пятый час… Но идем. Начался подъем. Дует все сильнее. Остановились, съели американскую сушеную вишню, сняли лыжи. Идти погано. Сверху несет что-то вроде града, головы не поднять, ориентируешься по следам, а они куда-то исчезли, замело, что ли… Первому идти вообще невозможно: следов-то нет, приходится поднимать голову, чтобы не ходить зигзагом и не впилиться в стены каньона. Некоторое время я шла впереди – потом сдалась и ушла на привычное замыкающее место. Силы на исходе, холодно, но перевал, судя по всему, уже близко. Правда, наверх особо не посмотришь, да и все равно по такой погоде ничего не видно. Зато открывается потрясающий вид назад и вниз: среди общего мрака и воя ветра – там, вдали, под нависшими черными клубами туч, сияющие, залитые солнцем, круглятся  Ловозерские тундры…. И вдруг – пред нами стена. Замкнутый цирк. Это не Рисчорр, там такого не было. Внешний вид долины и раньше вызывал некие сомнения, не больно-то было похоже на то, что мы видели в прошлом году (и сама она пошире и поположе, и ущелье на Южный Рисчорр широковато), но еще можно было списать все на шутки памяти (мол, при другой погоде все и выглядит иначе), то теперь-то совершенно очевидно, что это не то – хотя бы потому, что дальше дороги с очевидностью нет. Но тогда что же это такое? И где Рисчорр? И как мы сюда попали?.. Некоторое время мы были во власти недоумения, граничащего со страхом, всегда охватывающим человека в моменты, когда, похоже, придется вот-вот поверить в существование сверхъестественного (по крайней мере, я испытывала именно это чувство). Но – что бы там ни было – сейчас с очевидностью надо быстро вниз! Потому что и холодно, и страшновато, и хочется быстрее оказаться там, где мы видели живых, пусть и странно улыбающихся людей. Вниз бежали сперва пешком, потом на лыжах. Кстати, для пластиконосцев разница была, судя по их возросшей скорости, а на деревянных лыжах, промокших, похоже, насквозь – никакой разницы, только обидно (Олег, с трудом приволочив свои лыжи к месту скопления части группы: «Полцарства за свечку!»). Уйдя с самого ветродуя, у ручейка организовали очередной чай с лимоном, чуть отогрелись, начали соображать, рассмотрели карту – и, кажется, поняли, где находимся. Та долина, по которой шли сначала, была правильной, а мы лажанулись и пошли подниматься по долине, ведущей в никуда (то есть в стенку цирка) между Южным (!!!) Рисчорром и подъемом на озеро Академическое… Дай Бог, чтобы наше прозрение оказалось прозрением, а не очередной ошибкой. Воистину, это у нас поход «не того перевала». Еще хорошо, что, собираясь стоять в Долине Геологов, взяли с собой дров: сейчас уже поздно, стремительно темнеет, а в этих местах с дровами тоже проблема. То есть просто нету их. С трудом наковыряли хворосту и гнилушек для костра.

Зато теперь понятно, почему те люди так странно отреагировали на наше сообщение о том, куда мы идем! То-то у них было сегодня вечером о чем поговорить! Мы, кстати, на обратном пути проходили мимо их лагеря – в той самой «неправильной» долине, в густом лесу у самой лыжни. А сами мы встали примерно там, где сочли правильную долину неправильной. Редкий ельник, рядом – крутой склон какого-то отрога. Лагерь поставили быстро (благо дровяных работ сегодня почти нет), поели очень вкусного пшенориса. И перед самым сном был нам подарок:

северное сияние ярковыраженное! Сполохи, полосы шли через все небо. Даже облака его лишь притеняли, а не душили. И было оно холодно-зеленым, порою иглистым, порою туманным, сворачивалось и разворачивалось… Ох, вот бы завтра погода! Потому что теперь у нас одна дорога: в один день брать Рисчорр и Кукисвумчорр.

Паша: - Если бы не эта маленькая глупость, мы могли бы завтра сделать большую и полезть на Петрелиусы…

Но как было погано! И страшно. И Наташку мы ухайдакали. Вот они, наши щадящие денечки! Дай Бог, чтобы завтра все получилось хорошо!

Отбой был в 11, а подъем – не позже 6ти. А шатер у нас отличный! Мы наконец-то научились им пользоваться, теперь не тесно, не жарко, всем удобно, все засыпают быстро и спят тихо. И даже удается выспаться.

А все-таки – сейчас даже смешно, насколько точно выполняется закон: чем увереннее себя чувствуешь, чем надменнее и самоувереннее себя ведешь – тем большим дураком оказываешься. Как по-разному будет выглядеть картинка в зависимости от того, где находится снимающая камера. Если кинооператор – один из нас и знает ровно столько же, сколько мы – то это почти драма, почти подвиг, с оттенком риска, авантюры: так поздно, так страшно лезем наверх, потому что полны решимости выполнить задуманное, чтобы завтра пойти еще мужественнее, еще страшнее!… Но если камера отъедет, если оператору видно больше… Какими идиотами мы становимся, когда с героическими лицами лезем, пыхтя, не туда. Вот так трагедия и превращается в комедию. И как хорошо, что обратного превращения не произошло, что я могу сейчас сидеть в тепле и потешаться над собственной чванной глупостью! И как хочется верить, что нынешнее ощущение перейдет в опыт.

                                                                        НВ

 

ХХХ

Упоительная здесь вода, в этих ручьях. В этом году нам их много попадается. Провал в снегу, полоска льда со стертым краем… и вода, ровная, тихая, почти без журчания, выходящая откуда-то из-подо льда и туда же скрывающаяся. До невозможности хочется прильнуть к каждой открытой полоске воды, наклониться и пить ее, как пьют животные. У этой воды нет голубого оттенка, вообще нет цвета, кроме цвета отраженного неба, если подойти к ней близко, то это просто прозрачная вода, неглубокая; камушки лежат на дне, между ними ходят крошечные бурунчики. Вода не холодная, в ней спокойно можно держать руку, пальцы не немеют. А можно черпнуть ладошкой и – пить.

Мы пили из Кунийока, а потом из ручья, не помню, как называется, на перекусе после Лявочорра. После Обманного мы даже на ужин зачерпывали воду из – тоже не помню, как называется – речки, там была закатно-персиковая вода. Сегодня пробовали на вкус один из притоков Каскаснюйока. Живая вода, кулдыкая, блаженно умещалась внутри. Так сладко пилась из облагороженной пивной бутылки!

Завтра должны ночевать уже под Кировском. Не хочется думать, что предстоит идти Кукисвум.

Начну-ка будить Олега. Вчера он, проснувшись, долго задумчиво смотрел на печку, у него все-таки получилось тогда проснуться, но какой бы метод подейственнее, для побудки бы?

                                                                           Настя

 

ХХХ

Сегодня у Насти получилось меня разбудить до необходимого состояния вроде бы даже сразу. Дежурить приятно – не дует (дай-ка постучу по фикусу), дрова подкладываем не часто (потому как мало их), не жарко и не холодно… Правда, начинает одолевать мысль, что помыться бы… А то запах в сырой спарке и под курткой, когда вспотеешь, тот еще. Подозреваю, что в поезде на нас будут поглядывать неодобрительно.

Сагу о наших сегодняшних похождениях Нина Валерьевна вроде бы уже написала, так что еще раз пересказывать весь порядок событий не буду. Личный комментарий по отдельным пунктам: во-первых, на мой взгляд, самое плохое, что сегодня было, это подлип. Вчера он был еще сильнее, но наступал довольно резко и на ровном месте. А сегодня – сначала подлип, пока шли вверх, потом нет возможности помазаться, т.к. ветер со снежной крошкой, а в конце концов с этим подлипом еще и вниз, причем кто как, а мне пришлось просто-таки идти на лыжах, потому как ехать с горки они не хотели. Хотя, с другой стороны, Батуту было еще хуже – его пластик

всю дорогу, пока не начался подлип, еще и отскальзывал.

А вообще сегодня день был очень приятный, впрочем, как и все прочие. Хотя, возможно, мой взгляд на жизнь так оптимистичен лишь потому, что у меня это первые Хибины. Например, все с болью говорят о том, что завтра нам идти через Кукисвумчорр, а для меня это слово – всего лишь название очередной точки на карте, так что пока мы дотуда не дошли, оно меня не особо пугает.

Северное сияние сегодня было замечательное. Через все небо, зеленого, как у светлячков, цвета, и полосы, полосы, сполохи, иглы, полотна, зигзаги, и все это еще и колышется, движется, меняется…

Однако завтра уже пятница. Интересно, что в городе происходит? Завтра у нас с Нестером зачет по гидробиологии, ха-ха. Нам бы на поезд в субботу успеть… Хотя не буду я ничего лучше прогнозировать, а то сегодня, пока мы наверх шли, я спросил Нину Валерьевну, а не могли мы опять не туда полезть, а Нина Валерьевна так уверенно ответила, что на этот-то раз все точно, тут дорога однозначная, вот сейчас поднимемся и… Кстати, как выяснили Батут и Нюх, если бы мы перелезли через стенку направо от того места, куда поднялись, то мы бы скатились на Южный Рисчорр, а если бы налево – то на озеро Академическое. Ладно, будем в городе всем говорить, что шли посмотреть на Академическое, но из-за плохой видимости повернули назад.

Печка, кажется, горит, дежурить осталось 5 минут. Проверю-ка я, как там мои ботинки, и пойду Колю будить. Спокойной ночи на оставшиеся до подъема два часа.

                                              28.03.03   03.35   Олег

 

ХХХ

Вот это – да! Это я приемлю! Это – что надо! Три предложения – три восклицательных знака – такое надо заслужить, и я поясню – чем. Речь о том, как прошел последний день (предпоследний день похода по ортодоксальной темпонимике). По сути ничего сказать я не сумею, но нужно чем-то занять себя, чтоб не уснуть. Когда укладывались сегодня, не было бузы, да и вырубился я моментально, чего ранее не приключалось. В общем, укатались мы давеча по самое ни-ни. Кстати, с едой беда какая-то: ее мало, а нас много. А вот с дровами у меня – все наоборот: дежурить осталось два часа, а их… много – я не считал. Кстати (вот я заладил – кстати, кстати; ведь знаю же, что в четыре часа утра это совершенно не кстати), отдельное respect  с элементами преклонения дежурным и начпроду: так отменно здорово я еще в походе не жировал (жаль только, перекусы маловаты), но это дело меняет слабо – недостаток перекусов перекрывается глюкозой. На этом допинге я и хожу. Диву даюсь, как жил раньше.

Отдельно – про северное сияние: «когда поток заряженных частиц – электронов и ионов, выбрасываемых в пространство звездами, смазываемый «космическим ветром» или, учитывая мажорирующую роль Солнца, «солнечным ветром», - достигает верхних слоев земной атмосферы, называемой ионосферой, то, захватываемые магнитным полем Земли, они начинают свое движение к полюсам; причем ионы (положительно заряженные) – в одну сторону, а электроны (отрицательные заряды) – в другую*. Вблизи полюсов, где линии магнитного поля Земли направлены вниз, они рекомбинируют (перестают быть ионами) что вызывает свечение. Это по науке, по впечатлениям – просто полосы света на небе (выглядит непривычно и очень красиво). Но когда «научное знание» сходится с лицезримым, и ты понимаешь, представляешь масштаб происходящего там, наверху, и понимаешь, что вот язык пошел – это рассеяние пучка ионов на чем-то и так далее… Приеду домой – обязательно почитаю на эту тему. (Вообще-то, мне кажется, что для современного человека «научное знание» опосредует чувственное восприятие красоты). Кстати, о красоте: чтоб я такие пейзажи у себя за окном круглый год видел! Одно слово – горы. А и вчера хорошо было – все тридцать три несчастья: сначала ветер, потом фирн и, наконец, подлип – вот все, что мне от вчера запомнилось. А сегодня у меня (как, возможно, и у многих) случился ортопедический рюкзак – это из-за дров, которые мы на себе весь день таскали. Ладно, пойду попорчу себе здоровье.

Вчера не мог ни словечка на бумагу выдавить – взял дневник, посидел с ним, да так и закрыл, ничего не написав. А позавчера вообще дежурить не довелось – печка среди ночи со скандалом покинула шатер. Поэтому вкратце о прошлом. В день взятия Северного Лявочорра… Так, стоп, об этом я уже рассказывал. Странно… Ну да ладно. Но как мы Рисчорр умудрились перепутать с Неизвестно Чем? Когда шли обратно, все, кто были в прошлом году, в один голос подтвердили: совсем непохоже; и рядом не стояло. Но поди ж ты, озеро Академическое за

стенкой было, хоть перестукивайся. Но впрочем, как говаривала Шехерезада, ночь на исходе, мой господин, что было дальше, ты узнаешь завтра. Только она-то знала, а вот я пока – нет. Все – цирк закрывается, клоуны уходят. Finita la comedia. Ариведерчи. Аста ла виста. Good bye. Aufwiedersehen. Спокойной ночи.

*Это чего-то бред я сказал; хотя и правда, но значения не имеет.

                                                           Коля

 

ХХХ

День начался не очень хорошо: не цепляло почти с самого старта. Подлип же пришел в процессе подъема наверх, причем через небольшой отрезок времени стал абсолютно нестерпимым. Пришлось нацепить лыжи на себя и идти пешком (ну никуда нам не деться от ЛИЖЪИЗМА!) Через некоторое время ко мне прицепили и Нестеровские лыжи, а еще через некоторое время мы зашли в тупик: там, где должно было быть продолжение подъема, оказалась стена. Погода постепенно улучшалась, и нам открылся изумительный вид на где-то покрытые снегом, а где-то нет горы. После недолгого совещания приняли очевидное решение двинуть обратно вниз. Мы с Нестером первыми встали на лыжи после некоторой пешей части спуска. Ох, вот это катание. Именно за этим я и пришел сюда. Спустившись, организовали перекусик. А еще через полтора перехода, уже в восемь вечера, начали ставить лагерь.

Под самый конец дня нам устроили «светопредставление» в виде завораживающего северного сияния в полнеба. А перед этим я видел метеор.

Сейчас уже половина шестого утра, светает на глазах, утренние дежурные ушли на готовку завтрака – и скоро подъем. Сегодня нам предстоит сложнейший ходовой день с двумя перевалами, а завтра все кончится.

                                                                 Саша Ч.

 

 

День шестой  и последующие.

28.03

ХХХ

29, суббота (пятница, 28 марта)

На этот раз мы не промахнулись мимо Рисчорра. И хорошо, что за день до того ушли не туда. В этом году, то ли из-за ветра, то ли из-за снега, перевал изменился до неузнаваемости. Там, где в прошлом году бодро шли школьные группы, оставляя за собой цветные конфетные фантики, никого не было. В узком месте проход был забит снегом, мы решили обходить, пошли вправо и вверх. Оказались прямо под снежными козырьками. Солнечное, яркое утро. Мы стоим, уткнувшись друг другу в спины. Козырьки висят. Солнце шпарит. Носом шмыгнуть страшно. Тут нам в хвост пристроилась еще одна группа из 4х человек, встали прямо за нами, под теми же козырьками. Улыбаются. Выбрались мы наверх, а там по самой лавине вбок пошли. Все сразу.

Фантастическое ощущение, когда понимаешь, как неправильно все происходит, но сделать иначе уже нельзя. Шагу лишнего ступить нельзя. Вскарабкались под самый перевал – на взлете не лучше, но перед ним – ровное местечко, тихо, ветра нет. Небо голубое. Поднимались пешком. Наверху дуло, но снега не было, и мы увидели, как мы высоко, и как много гор кругом, и еще много чего, что, может, у каждого свое.

Вниз тоже пешком, не все, Нест, Батут, Нюх, Маша и Леша большую часть проехали на лыжах. На деревянных без подрезов сверху было бы совсем плохо: фирн, ступеньки. Под конец уже просто хотелось спуститься, идется пешком – так пешком, и незачем пытаться выиграть лишних 5 минут.

На самой пологой части спуска уже все мы одели лыжи, неприятная была дорога, вся обледенелая, ноги разъезжаются…

В этом году мы все стараемся упростить свой путь: зачем идти с поворотом, когда можно угол срезать? А там обрыв. Ну, бешеной собаке семь миль не крюк.

К обеду, казалось, силы истощились.

А ждал нас Кукисвумчорр. С прошлого года от него остались кошмарные воспоминания. На этот раз, для разнообразия, мы решили идти пешком.

Неожиданная помощь: 15-километровый переход скрашивается носками лыж, которые

послушно скользят рядом на коротком поводке. Коричневая, и еще одна коричневая. Я шла с ними вместе, и мне не было скучно. Вечно я радуюсь всяким глупостям, тем и живем.

Последний вечер, постепенно сходит на нет все наше путешествие. Нет! Не кончились еще приключения.

Пурга поднялась минуты за полторы. Видно на метр вперед, на метр вбок. Леша шел вперед, пока не уперся в какую-то стенку. Дорогу потеряли. Внезапно возникавшие кусты убеждали, что земля все-таки там, где ноги. Рыли яму, строили стенку. В этот вечер мне пригодились все мои теплые вещи. Уселись в нору, накрылись шатром, варили на примусе макарошки и чай с лимоном. Ели из одной миски, передавая ее по кругу, пихали друг друга, чтобы не спать, пока были замерзшие. А еще были папайя с ананасом: по горсточке сперва, потом по три, потом по одной. Бензин кончился, примус сдох, на спирте он работать отказался. Стали греть воду с последним лимоном на сухом спирте. Устроили под шатром неимоверное задымление. Когда есть-пить стало совсем нечего, часов около четырех, выползли наружу, нашли в полутьме дорогу. На рассвете медленно брели по ней. Мы были уже совсем недалеко от поселка.

НВ: «Когда вырыли яму, я была уже совершенно спокойна за наши жизни».

Приобрели массу ценного опыта, столько мы теперь знаем о том, как НЕ ходят и как хорошо сидеть в сумасшедшем ветродуе на крошечном пятачке, прижавшись друг у другу.

Автобус нашел нас сразу, как мы вышли в поселок, и довез до самого апатитского вокзала. О, наш любимый буфет. В нем можно поесть раз, а потом еще раз и еще. Нет пределов.

Сонные все в поезде. Но про еду не забыли. Едим, едим!

Гор за окном уже не видно. Наберется ли четыре человека поиграть в ассоциацию?

Часы перевели. Приедем. Может быть, увидимся завтра.

Этот наш поход, на мой взгляд, очень правильно прошел. Сокращен, но не потому, что мы заболели, сдохли или поломали снаряжение. Не было очень просто, но все удалось.

Я, наверное, не буду больше писать, остальные еще напишут.

На каждом перевале я думала: «О! Так это ж славный такой перевал!» Не было ни одного похожего на другой.

Было солнечно, и мы теперь все загорелые – подгорелые. В этом году в Хибинах очень чувствовалась весна.

Права НВ, конец марта едва ли отменят. В конце марта получается быть в подходящий момент в подходящем месте, с теми самыми, нужными людьми.

                                                                      Настя.

 

ХХХ

30 марта, воскресение, 5.24. Петрозаводск. Часы перевели на час вперед, а поезд прибывает по расписанию (в Питер). Я специально спросила у проводника. Поезд просто нагоняет в дороге, едет на час быстрее. Это вот один из всех поездов Мурманск – Питер едет на час меньше других.

                                            Тоже Настя, остальные спят и ничего писать не желают.

                                               Может, утром напишут?

 

ХХХ

Только что проехали небезызвестную некоторым участникам похода станцию Токари. Значит, и Свирь скоро будет. Это – наше славное прошлое. Но, поскольку часы перевели вперед, буду писать о том, что было с момента предыдущей записи.

Итак, в пятницу, 28 марта, мы поднялись и вышли почти по плану. Только на лыжах ушли недалеко – у Эдика были проблемы с ногой, да и цепляло не очень бодро – всего один переходик. Погода была отличной, наст крепким, так что шли довольно хорошо. Только Коля на Умбозерский пошел было.

Последний проход на Северный Рисчорр оказался закрыт, однако чьи-то следы шли в обход, вверх-вправо, а потом налево по верхней части лавины, запрудившей его. Саша Н., похоже, ни секунды не сомневался и пошел по этим следам. Сначала по щели, потом по осыпи и все вверх, вверх, причем под достаточно большим углом. После этого пошли собственно по лавине. И одна из ступенек подо мной поехала, когда я на нее встал. Таким образом я оказался в лежачем положении на лавине, нависающей над щелью. Кранты. Эту картину я вряд ли когда-нибудь забуду: маленькие кусочки снега катятся вниз от меня, обрыв и яркое солнце. Однако панику

удалось пресечь и, сначала кулаком, а потом коленом (прыгать на колене по лавине тоже не самое приятное) вырубить ступеньку. Встал. После этого до конца прохода по лавине дышал как слон и чуть не срывался на бег. А потом НВ провела разъяснительную работу, объяснив, что и как нужно делать при проходе подобных мест.

Подъем на сам перевал прошел спокойно. Просто идешь вверх, как по эскалатору метро. Вид сверху просто завораживает. Однако дуло здесь было, и начался спуск. То, чего так долго ждали и отчасти ради чего шли сюда, себя не оправдало. Преимущественно фирн и порядком камней – мало снега, МАЛО!

После этого спустились в Долину Геологов, пообедали и пошли на Кукис (на карте он, конечно, называется перевал Кукисвумчоррский).

О! Мы подъехали к станции Свирь. Тоже весьма памятное место. Где-то здесь, в кассе, еще небось лежит мой ученический билет, забытый Гуревичем.

Ладно, поехали дальше. По Кукису шли долго, нудно, порой ветрено. Постепенно становилось понятно, что лагерь ставить почти бессмысленно: ну к 12 ночи поставим – все равно в 4 утра подъем.

Но такого не ожидал никто: около 9 вечера задуло и заснежило. Начался буран. Ни черта не видно и дует. Кранты. Однако рюкзаки скинуты, лопата обнажена – и мы вгрызаемся в снег и строим стенку. Засели в яму, шатер сверху на 4 лыжины. На этот раз ощущение выразилось мыслью: «Как же человек цепляется за жизнь!» Посреди всего этого Нестер раскочегарил примус. Сделали макароны с мясом и сыром на грибном бульоне. Миску с ложкой передавали по кругу. Потом чай с ОН, потом еще макароны, потом иссяк бензин. А мы все сидим. В какой-то момент я отрубился. Причем лыжу, служившую опорой шатру, из рук не выпустил. Проснувшись, я увидел потрясающую картину: люди топят в кружке снег и готовят воду с лимоном, используя в качестве топлива сухой спирт. Почти киберпанк: бомжи, костерок, неизвестно, что снаружи.

Около 4х утра решили, что пора. Вскочили, сняли шатер. С такой скоростью я его еще не складывал. Заодно согрелся. Через некоторое время вышли к Ботаническому саду (это что-то типа местного пансионата). Все, поход закончен. Удачно поймали автобус до вокзала в Апатитах. Дождались поезда, сели в него. Дальше неинтересно.

К утру воскресенья я вроде как выспался и сумбур в моей голове улегся. Это и нашло свое отражение здесь.

                                                                 Саша Ч.

 

 

ХХХ

Предпоследняя ночь. Отдежурив, я лезу в сцепку, приговаривая негромко: «Это я». Коля: «С какой-то вопросительной интонацией это у Вас получается, как будто Вы в этом не уверены». Утром Наташка, проснувшись, негромко спрашивает: «Это я?» Маша, очень эмоционально: «А это не заразно?!»

Последний день.

С утра – яркое солнце, легкий – как раз такой, как надо – морозец. Собираемся неспешно, умиротворенно. Паша ремонтирует мелкие неполадки в Наташкиных лыжах. Последний раз строим могилу неизвестного лыжиста (складываем лапник кучей вокруг фикуса).

Паша: - О, а дайте мне эту, как ее… дезинсектицидную помаду… А что, отличная вещь: тараканы по губам ползут и дохнут!

Эдик: - Это ты просишь мелок «Машенька»?

На лыжах прошли совсем недолго. И дело не только в том, что у Эдика серьезно намята нога, но и в том, что разбитая ледяная лыжня – не лучшая дорога для лыжника. Пешком получается примерно с той же скоростью, а учитывая отдачу пластиковых лыж – еще и быстрее.

Стоило упустить Колю из виду на минутку (он отстал, прилаживая лыжи поудобнее), как он тут же проскочил поворот на Рисчорр и побежал на Умбозерский. Пришлось мне вскарабкаться на пупырь и призвать его обратно. Воссоединились, пошли дальше. Солнце шпарит, ветра почти нет, под ногами – ослепительной белизны нетронутый, не оскверненный прикосновением человека снег; плотный, почти не проваливается. Народу – никого. Мы одни. Блаженство! Конечно, переть в горку – не самое простое занятие, но поскольку это происходит не быстро, то можно абстрагироваться и думать о своем. Вот и поворот на Южный Рисчорр. Теперь уж точно

он, никаких сомнений. Чуть пройти по нему – и там, под левой стенкой, гигантский булыжник, и в ямке за ним – стеночка построена, кто-то перекусывал с примусом; а еще дальше ущелье сужается и мрачнеет. А сзади – такие же ослепительные, как снег под ногами, Ловозеры, и панорама долины… А вот внизу показались какие-то люди. Небольшая группа, идут тоже пешком по нашим следам. Идем с Машей неспешно, едим барбариски. Вдруг – стоп: упираемся в спины впередиидущих. Отвлекаюсь от размышлений, осматриваюсь – и холодею. Справа – скала, слева – снежная стена высотой метра три, наверху с нее свисают, прямо над нашими головами, сверкающие на солнце гигантские козырьки, а прямо впереди – спины нашей группы, выстроившейся плотненько, в затылок друг другу, как очередь в пивной ларек, медленно поднимающейся по ступенькам, выбиваемым идущим впереди (кем – уже не видно, уже добрался до верху и завернул вправо, за скалу). Мертвая тишина. Солнце. Хана. Двигаемся медленно, молча. Нет, это не за пивом, это – в жилконтору. Или в паспортный стол. Попытки шутить не помогают, рассудку не пробиться сквозь звенящий в мозгу страх. Наверх не смотрю, чтобы не сглазить, а ошалевший организм бормочет: «Господи, помилуй, спаси, пронеси, Господи, мы больше не будем…» А вот и шедшая сзади группа подошла. Жду злого шипения, не дождавшись, скашиваю глаза: понятно, такие же. Студенты. Негромко, но любезно бормочу: «Добрый день» Мне отвечают примерно тем же. О, вот и моя очередь подошла. Что тут у нас? А, гребень каньона, крутая, живая обледенелая осыпь. И влево, и вправо – небо. Вниз не смотрим. Молчим.  С осыпи цепочка так же торжественно перемещается на верхний край недосошедшей лавины и начинает неспешно резать ее, спускаясь обратно в каньон. Очень круто, лучше ни о чем не думать. Зато теперь вижу, кто впереди: Саша Нестеренко… Нет-нет, хороший мальчик, все очень хорошие, никто не виноват, Господи, помилуй… Уф! Все спустились в каньон. Сперва так же молча остановились, Саша Чиняков сидит, отдувается (он, оказывается, чуть не улетел вниз, а я и не заметила, умница, хороший руководитель). Саша Нестеренко достает пеммикан и начинает делить. Тут наконец и я открываю рот и хрипло, негромко и злобно облаиваю всех на чем свет стоит. Хотя по-настоящему облаять-то надо меня… Публика выслушивает меня в молчаливом смирении. Проходим чуть дальше, опять стоим на солнышке, в безветрии, перед последним взлетом, догоняемся глюкозой. Студенты нас обходят (мобильная группа, 3 парня и девушка). Начинаем подниматься вслед за ними – пешком, молча, по самой середине. Потому что это тоже очевидная начинающая лавина. Вот перевал все ближе, ближе… Ну вот и он. Можно выдохнуть окончательно. Больше не вляпаемся – не во что, негде. Погода тем временем вспомнила про нас – и начала портиться с катастрофической скоростью: начался зверский ветер. Несмотря на него, верные сложившейся в этом походе традиции, съели на перевале оставшиеся яблоки (студентам-спутникам предлагали, но они отказались и пошли вперед, вниз). Посмотрели последний раз на Хибины и Ловозеры (над ними опять происходит борьба света и тьмы). Вот все и кончилось. Прощайте – до будущего года.

Пошли и мы вниз. Ни малейшего желания вставать на лыжи у меня не было: сперва – потому что очень дует, холодно, не хочется останавливаться, хочется двигаться, чтобы быстрее согреться. Потом – потому что рельеф не располагал: тонкий слой почти льда (а местами и просто льда), очень круто, пятнами – обнажившиеся камни. Некоторые мастера этого вида спорта (и обладатели прочных лыж и подрезов) все-таки поехали, но пеших не обогнали (пока они там лыжи прилаживали, мы козликом, козликом – и уже внизу). В том месте, где год назад на нас из пелены тумана и снега выскочила приветливо снежная стенка, а перед ней – Саша с примусом и горячей водой, как раз там, где лыжня поворачивает круто вправо и начинается пологий спуск, мы все одели лыжи. И с грустью обнаружили, что они совсем не скользят. Приходится изо всех сил толкаться палками – и тогда как-то едешь. Тут и люди стали попадаться, явно прогулочного вида. Наверное, с базы. Спуск в долину Кунийока опять пропустили, свернули не туда, выскочили к обрыву, развернулись, спустились правильно. Какая тут была покатуха в прошлом году! А в этом – стойко идущий пешком инвалид-Эдик от нас почти не отстает.

Двинулись сразу к Кукисвуму, вспоминая с грустью, какой это скучный перевал, и прощально любуясь по дороге пейзажами. Тут идти стало совсем плохо (буранный след, лыжи разъезжаются, скорость ниже, чем пешком). Решительно сняли лыжи и привалились для последнего обеда – как раз там, где сворачивает лыжня на Чоргорр и Петрелиусы. В этот раз

нам опять не туда. Я (последний лыжник этого сезона) сходила по лыжне, нашла ручей, и потом Эдик с Олегом под моим водительством принесли оттуда воды.

А ведь тоже чудесные места, несмотря на изобилие людей! Какое-то все весеннее и сиротливое одновременно. И очень жаль, что это уже – не наше. На этот год – точно не наше.

Поели – и пошли. Было около 4х. В спину (впервые за поход – в спину!) дул ветер, довольно сильный. Ущелье Кукисвумчорра приближалось. Ветер усиливался. Поверхность под ногами твердела и… как бы это сказать… «скользела», что ли: фирн все чаще оборачивался льдом. Самые большие неприятности доставляли лыжи, всунутые вертикально по бокам рюкзака: сильные порывы ветра радостно набрасывались на лыжи и почти уносили меня – хорошо, что в нужную сторону. Поэтому я сомневалась, не поступить ли мне, как Настя (привязать лыжи на веревочку, делая вид, что выгуливаю собак) или как Наташка (всучить лыжи кому-нибудь из этих здоровых мужиков). А шли уже полтора часа без привала: как-то не хотелось останавливаться на этом ветру, уж больно холодно. Наконец, завернув «за угол» (в собственно ущелье), остановились в тени большого камня (тень была весьма относительная – дуло все равно со страшной силой) и последний раз (в этом году) отметили перевал: Паша разрезал на 11 частей последний апельсин (все жалуются на холод, ветер, хотят поскорей идти; Паша, негромко: «А у меня руки в апельсиновом соке»; меня охватило чувство сострадания – с мокрыми-то руками в два раза холоднее! – и зависти – у него еще и сок от апельсина! – одновременно).

Начиная с этого момента тревога в моей душе начала стремительно нарастать: темнеет, ветер усиливается, а нам еще идти и идти, к тому же мы в ущелье, и случись что – деться-то некуда! А народ ровно бы не понимает: идут не спеша, останавливаются то попить, то пописать…

Саша Н.: - Давайте я у Вас что-нибудь возьму.

Я: - Да нет, мне не тяжело, вот надо придумать что-нибудь с Машиными лыжами, поудобнее их пристроить, а то они ей мешают.

Саша: - Сейчас!

И они вдвоем с Сашей Ч. подходят, вытаскивают у Маши лыжи из-за боковых стяжек и быстро идут дальше с этими лыжами. Действительно – пристроили поудобнее.

Временами ветер дул так сильно и нес так много снежной пыли, что видимость исчезала совсем и приходилось останавливаться и пережидать – дабы не взлететь или не врезаться в стенку ущелья. Но вот, наконец-то, начинается спуск, стенки расходятся, становятся более пологими. Дошли! Теперь – совсем немного до Малого Вудьявра, а там и постоим. Лагерь ставить не будем, Саша Ч. прав – времени слишком мало, не имеет смысла. Просто разожжем костер, посидим, поедим – и с рассветом пойдем в Кировск, на вокзал, завтракать…

Вот тут-то все и началось. Ветер рванул со страшной силой – и ему это понравилось – и ослабевать он не намеревался. Стало еще темнее. Снежная пыль залепила стекла очков так, что пришлось очки снять – все равно ничего не видно. Стало чуть виднее – и я увидела, что втыкаюсь в некую неподвижную темную массу впереди. Остановилась, пригляделась. Масса оказалась нашей группой, стоящей в какой-то растерянности среди всего этого кошмара.

-         Что случилось?

-         Дорога кончилась.

-         Как?!

-         А вот так. Там впереди какая-то стенка.

-         Какая стенка?

-         Ну, не знаю. Если хотите – можете подойти и потрогать.

Мысли по-прежнему зарождаются неизвестно где. По крайней мере, с того момента, как я начинаю их думать, до того момента, когда они встречаются с моим сознанием, проходит какое-то время. На этот раз мысль была такая: «Вот почему тот козырек на нас не упал. Наше место – здесь». И тут она встретилась с сознанием. «Так, - сказала я, отходим в сторону (мысль: в какую сторону? в сторону от чего? где эта сторона, если неизвестно, где это самое «что»? зачем нам в сторону?) и роем яму». (А, в сторону – это чтобы снег был поглубже и помягче!). Растерянность кончилась. Паша выхватил лопату и стал яростно рыть, мы втыкали в снег лыжи и палки, чтобы создать основу для стенки. К Паше присоединились остальные парни – кто с ледорубом, кто руками. Постепенно лихорадочный темп замедлился, роющие стали согреваться. Начали резать кирпичи. Эдик дал Паше рукавицы (до этого он работал голыми руками и резал их о наст). Достали тенты, чтобы накрыться ими сверху – но у Саши Ч. родилась здравая идея накрыться

шатром. Глянула на девиц – стоят неподвижно два беловатых столбика. Все, говорю, хватит рыть, а то некому будет в этой яме отсиживаться. (А сама думаю: а я-то сама еще двигаюсь?) Спрыгнули в яму – действительно, дует меньше. Сразу надежда появилась, страх исчез. Наташка девиц трясет, заставляет одеваться во все теплое (в первый момент эта мысль вызывает отвращение: ведь чтобы одеть, скажем, свитер, надо сперва снять пуховку и анораку… Нет уж, я лучше так!). Машу заставляют переодеться как следует. Она сопротивляется и приводит аргументы: «А меня Нина Валерьевна учила, что если мерзнут ноги, то надо одеть шарфик – и будет тепло». Но вот мы все в яме, рюкзаки в яме, накидываем шатер, распираем его лыжами. Теперь начинают утепляться и парни, а мы пока сидим на рюкзаках, прижимая спинами борта шатра. Снаружи ревет ветер, старается сорвать и унести нашу крышу, лишить нас убежища – но нам уже не страшно. Синий свет Пашиного фонарика освещает вполне радостные лица. В центре, у примуса, Саша Н. спокойно варит ужин – макароны с мясом. А у нас еще и сыр есть!

Саша Ч. напоминает какую-то статую Родена – сидит чуть сгорбившись, выражение лица серьезное, руки придерживают «центральную» лыжу-фикус.

Коля: - Леша, а у тебя нет лишних носков?

Леша: - Есть. А ты что, без запасных носков?

Коля, немного смущенно: - Да… Взял все, что дома было… Можно я возьму две пары?

Леша: - Ну, бери…

Через несколько минут Коля: - А можно еще одну?

Леша, преувеличенно-встревоженно: - А те что, уже кончились?! Да ты их как семечки лузгаешь!

Пока варились макарошки, все возбужденно разговаривали, смеялись. Почему-то (видимо, все потому же: понимание происходящего приходит не сразу, с изрядным запозданием) решили, что спать нельзя (хотя стало уже совсем не холодно), поэтому тормошили друг друга, пытались петь песни. На ум приходили все какие-то "про нас" песни («здесь на неизведанном пути ждут замысловатые сюжеты»).

Леша: - Нужно только выучиться ждать! Нужно быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать – а дальше идет такой проигрыш: ля-ля-ля…

Тяпнули коньячку, тут и ужин поспел (пару раз он пытался выпасть из кастрюльки – но мы не допустили). Ели из одной миски, одной ложкой, передавая по кругу. Заодно задумались, зачем мы столько лишнего барахла таскаем с собой – вполне достаточно одного комплекта посуды.

Маша: - Настя, почему ты мне каждый раз говоришь «спасибо», когда я тебе миску передаю?

Настя: - А это у меня такая привычка. Я в детстве, когда еду из холодильника брала, всегда ему «спасибо» говорила.

После макарон – чай со спиртом, потом (по результатам голосования) – опять макароны. Тут и бензин кончился. На спирту примус работать не согласился – и Саша Н. пост сдал и присоединился к уже спящим Олегу, Паше и Саше Ч. (двое последних, хоть и спали, но долг свой исполняли и во сне: первый спал так, чтобы фонарик светил точно на «кухню», второй крепко держал опорную лыжу). Тут взбодрились Настя и разбуженный Эдик и начали кипятить чай на сухом спирте. Остальные задремали.

Около 4х утра нас разбудили, дали глотнуть еще лимонной влаги (впечатления очень странные – во рту доминирует вкус сухого спирта, и это не самый приятный вкус). Разведка (Настя, Эдик, еще не помню кто, не разглядела спросонья да в дыму) донесли, что снаружи все спокойно и все видно: вчерашняя Лешина «стенка» – это просто отвал у края дороги, мы стоим в 20 метрах от этой самой дороги, а в полукилометре – Вудьявр и поворот на Кировск. Быстро вскочили, собрались. Посмотрели на наш последний приют: ямка-то по размеру чуть больше салона легкового автомобиля… И пошли. Теперь уж действительно – все.

И очень грустно было идти эти последние метры. Поход кончился так внезапно, что не успели даже толком с ним попрощаться. А пейзажи вокруг – уже не горные. Мы видим внешние стены, кажущиеся сейчас особенно неприступными, смотрящими на нас с каким-то равнодушным презрением…

У пансионата схватили автобус за 500 р. – и через полчаса (около 6 утра) были уже на вокзале. И сразу – в буфет! И не по одному разу! И пивка!

Вокзал постепенно заполняется группами. Особенно много тут знакомых у Наташки, и мы с ними со всеми общаемся. Встретили и наших друзей по Северному Лявочорру. Чувство – как родных встретили.

Где-то в начале похода был разговор о разных типах групп. Мне запомнились две: «Левитаторы» (им вообще снаряжения не нужно, только лагерное, они везде пролетают) и «Команда-мечта»: немного суровых молчаливых могучих мужиков, понимающих друг друга с полуслова, обладателей первоклассного компактного снаряжения… И тут вдруг в зал ожидания, в визжащую и копошащуюся массу детишек врезается компания: три могучих мужика в возрасте, суровые лица, бороды; лыжи пластиковые, крепления – как у Саши Н.: компактные рюкзачки, снаружи принайтованы ледорубы, альпенштоки; молча переглядываются, ставят лыжи к стене… Саши переглядываются и уважительно шепчут: “Dream-Team”.

Сияло солнце, не было ни ветерка. И в 12 пришел поезд, и мы в него сели. Здесь тоже много знакомых. В Кандалакше села 566 – и с ними Эдиков знакомый Сидоров с другом. Пришли к нам пить чай – и за беседой зазвучали знакомые нам с Наташкой имена… Но надо было видеть лица этих мальчиков, когда они поняли, что сидящие напротив них тетки – это живые легенды их молодости, можно сказать, духи отцов!

Ели, спали… Преферанс не пошел.

Утром слезла с верхней полки, посмотрела на Наташку и думаю: «Боже! Бедная, как она опухла!» И вдруг понимаю, что в ее глазах написано то же самое! Особенно трудно было надеть обувь (пришлось пользоваться тапочками Леши) и чистить зубы (рот не открывается).

А сейчас уже Волховстрой. Два часа до города.

                                                                                     НВ

 

 

ХХХ

Ложка постукивает об ободок алюминиевой кружки. Где-то у моих ног ходят люди, проносясь отрезанными головами вдоль верхней полки. Подо мной с аппетитом поглощается какая-то еда. А за окном едет снег. Снег едет на Север, снег покидает нас.  Уезжает к себе домой, уезжает в прошлое, не прощаясь. Несется, торопясь уступить место чему-то настоящему, тому, что он прятал – грязи. Помашу снегу рукой.

Я еду в поезде мимо снега, уходящего в прошлое, чтобы, как вокруг Земли, вернуться к нему обратно, я еду в город. Снег становится грязнее, из белого – в серый, из серого – в черный. Я еду в весну, я ухожу из зимы.

Я не люблю весну, весна накладывает обязанности, а зима создает необходимость. Зимой все обусловлено выживанием, моментом, весной же все полно заботой о будущем, вот-вот наступающим. Я не люблю будущее, оно не наступит. Почему-то все всегда одинаково, снова наступает лето, осень, зима, а весна, слава Богу, кончается. Поэтому я так люблю ходить в походы в марте - поход продлевает жизнь зиме на целый месяц – не успевает март наступить, как снова погружаешься в самые настоящие зимние заботы: лыжи, одежда, еда. Пускай весна обождет – успеет еще.

Наверное, хорошо на майские праздники еще уехать куда-нибудь. Так весна превращается в чистую формальность – как глоток нелюбимого мною шампанского в новогоднюю ночь. Год замыкается сам собою, никаких иллюзий нового – как оно и бывает. Где начало у круга?

В поезде я праздную Новый год.

Как древний человек, прохожу обряд инициации, как Осирис, проплываю в ладье под землей, чтобы вступить в новую жизнь, которая через некоторое время вдруг окажется такой же.

Вот и все, что я могу об этом сказать, во всяком случае – в поезде, когда ложка в стакане стучит прямо по голове, а люди мешают, задевая головами мои ноги.

                                                                     Edddie